Салават Юлаев: герой или злодей?
фото sergey-orlov.livejournal.com
В Башкирии начинают праздноваться ежегодные Дни Салавата Юлаева. По указу президента Муртазы Рахимова от 2004 года, в течение декады во всех городах и районах республики будут проходить мероприятия, посвященные памяти башкирского национального героя.
Информации о Салавате как о герое в избытке, предлагаю вашему вниманию мнение ведущего научного сотрудника лаборатории проблем региональной культуры Тюменского государственного гуманитарного университета, доктора исторических наук Виктора Мауля. Сферой его научных интересов является социокультурное пространство русского бунта, Пугачевский бунт, история общественного сознания.
"Наделять Салавата Юлаева личным мужеством и героизмом, научных исторических оснований и данных нет"
Историческая наука – очень тонкая и сложная область гуманитарного познания. В ней нет, и никогда не может быть раз и навсегда данных положений, истины в конечной инстанции.
Эвристические возможности эффективности способов извлечения из них информации, а также от степени разработанности методологического инструментария. Аксиомой является положение, что без методологического исторического исследования не бывает. При этом методология – эта «призма», сквозь которую ученый наблюдает изучаемое. Она обеспечивает «угол зрения» на проблему. Каждый метод, взятый в отдельности, дает только определенный ракурс, и не более того. Наиболее адекватный результат достигается тогда, когда историк использует весь «арсенал» доступных ему методов, т.е. обращается к методологическому синтезу и возможностям междисциплинарных подходов к прошлому. Состояние источников и методов познания не является чем-то неподвижным, они развиваются и совершенствуются по мере развития исторической науки, обеспечивая все большую «прозрачность» прошлого взору историка.
Однако, помимо сказанного, историческая наука – это та область познания, в которой в социально активной и значимой является личность самого историка. Изгнать ее из истории невозможно. Историк же – это человек своей эпохи и своего общества. Но хорошо известно, что жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Оно неизбежно накладывает на нас свой отпечаток, независимо от того, хотим мы этого или не хотим, осознаем мы это или нет. Отсюда проистекает неизбежная органическая связь исторической науки с идеологией и политикой, которая, впрочем, не должна доходить до откровенной конъюнктуры. По выражению историка М. Н. Покровского, «история — это политика, опрокинутая в прошлое».
Эти обстоятельства особенно заметными становятся при изучении биографии и исторической деятельности Салавата Юлаева, провозглашенного в ХХ веке национальным символом башкирского народа. С другой стороны, судя по имеющейся литературе разного толка (художественной, популярной, научной), фигура Салавата Юлаева оказалась в центре острой идеологической борьбы различных общественных кругов, была изрядно мифологизирована и политизирована.
Причины героизации образа неустрашимого борца башкирского народа против царизма и крепостничества вполне очевидны. Они полностью соответствуют «генеральной линии» партии в исторической науке советских времен, четко делившей историю только на «черное» и «белое». Особой популярностью пользовалась концепция «крестьянских войн» в России – как высшей формы классовой борьбы при феодализме. Активным участником одной из них (под предводительством Е.И. Пугачева) был Салават Юлаев, уже одним из этих возведенный в ранг положительных персонажей нашей истории. Классическим примером такого рода трудов является монография Инги Михайловны Гвоздиковой «Салават Юлаев: исследование документальных источников», выдержавшей три переиздания. Заслуги автора этой работы неоспоримы и давно признаны отечественной историографией. Без всяких преувеличений, И. М. Гвоздикову можно назвать «Карамзиным отечественного салаватоведения». Но с момента первого издания книги (1982г.) прошла четверть века, ключевая переломная для всего российского общества и исторической науки в том числе. Образ исторических исследований и само понимание прошлого изменились. Сегодня книга И. М. Гвоздиковой, богатая источниковыми материалами, отражает лишь один из этапов развития салаватоведнния и должна представлять только историографический, а не исторический интерес. Прямо, скажем, за исключением своей фактологической стороны, монография явно устарела. Иначе говоря, требуются более глубокие, соответствующие сегодняшним возможностям науки, исследования образа и роли Салавата Юлаева в отечественной истории. При этом не стоит отделять или противопоставлять историю отечественную и историю башкирскую. Последняя – органическая часть первой.
Сегодня историческая наука активнее отказывается от концепции «крестьянских войн», чаще всего рассматривая их сквозь «призму» русского бунта, к числу которых относится и пугачевское восстание. В этом смысле справедлива точка зрения видного современного историка В. М. Соловьева о русских бунтах: «Какие-то конкретные справедливые цели, добрые порывы, благородные мотивы, благие намерения и т.п. очень быстро вымывались и отодвигались на третий-четвертый план, уступая место грабежу, насилию, террору, пьяной гульбе и богохульству. Ни Робин Гуд, ни Гильом Каль не жгли и не крушили без всякой нужды и без всякого разбора все «дворянское», не проливали кровь ради куража, не измывались над людьми на забаву себе озверевшей черни… Собственно, и сами-то бунты – какая-то патология, что-то из ряда вон, нечто устрашающе сумасшедшее, оголтелое, вурдалакское, оцепеняющее сердце и леденящее кровь». (Соловьев В. М. Анатомия русского бунта. Степан Разин: мифы и реальность. М., 1994. С200-201). Подобная метаморфоза произошла Салаватом Юлаевым. Вполне благие цели и намерения (борьба со злоупотреблениями русских заводовладельцев и местной администрации) в пылу ожесточенных действий переросли в откровенный разбой и грабеж мирного, чаще всего русского, населения. По словам М. Н. Покровского, «в минуту огромного национального подъема нельзя было заставить башкира щадить русского колонизатора, не щадившего башкира в предыдущий период». (Покровский М. Н. Предисловие // Пугачевщина. Сб.документов М.; Л., 1926. Т.1.С.10-11)
Об этом свидетельствуют и беспристрастные исторические факты. Приведем выборочно несколько примеров, хорошо известных науке (выделено полужирным курсивом мною. – В. М.):
1) «…да и башкирцы все генерално бунтуют и во многих местах, немалолюдными при озерах и речках скопищами находясь, разсылают свои партии для разъзорения российских жителств, которыя еще и в то время, когда я внутри жителств находился, подбегами своими под малые жителства делали разъзорения и народ убивали…» (Копия с ордера генерал-поручика де-Колонга от 31 мая // Пугачевщина. М.; Л., 1929. Т.2.С.259).
2) «…сообщники ево, Пугачева, бунтующия башкирцы, на четырех медных: на Преображенском, Воскресенском, Верхоторском, Архангельском, на железных доменных: Юрюзянском, Симском, молотовом Усть-Катавском, на лесопилном Симском и в шести деревнях фабрики, магазейны, в плотинах вещняки и слань и всякое заводское строение и крестьянские домы выжгли до снования…мастеровых же и работных людей, сколко от прежняго забрания осталось, окроме только спасшихся от их злодейских рук уходом, побили до смерти, забрав с собою и с малолетними детьми, погнали как скотов, в дальние леса и в свои башкирския кочевья…». (Всепокорнейшее доношение в Берг-коллегию коллежского асессора Ивана Мясникова // Пугачевщина. М.; Л., 1929. Т.2.С.268-269).
3) «А они, злодеи – башкирцы, у нас всегда везде русаков губят; а 28 июня Каслинской и Каштымской господина Никиты Никитича Демидова завод оныя ж башкирцы все выжгли, как завод, так и селение, а с людьми что зделали, — о том еще здесь не слышно». (Выписка из партикулярного письма, полученного Москве 7 дня 1774 году // Пугачевщина. М.; Л., 1929. Т.2.С.265).
«Сего майя 23 числа в полдни сибирской дороги старшина Юлай Азналин с сыном своим Салаваткой собравшись злодейскою шайкою башкирцов по примеру около тысячи человек напав на означенный завод (Симский завод-В. М.). Всех заводских служителей… по примеру всего человек до шестидесяти перекололи до смерти. И тот завод разграбя, фабрику с плотиною, церковь божию и всё заводское селение сожгли…» (РГАДА. Ф.6. Д.592. Л.565).
Само собой, что на основании этих и подобных фактов не надо спешить делать выводы о «бессмысленности» и изуверской жестокости бунташных действий. Любая эпоха и ее персонажи должны «измеряться» нравственной шкалой своего, а не нашего, времени. Задача историка не в том, чтобы судить прошлое. Историк – не судья. Он должен стремиться понять изучаемую эпоху, исходя из ее морального и юридического барометра. Но екатерининская эпоха в рамках тогдашнего официального правосудия вынесла Салавату Юлаеву свой однозначный приговор – виновен.
Нет сомнений, что пугачевский бунт – это разновидность гражданских войн, когда брат шел на брата, сын на отца, и наоборот. Но гражданская война – Это ОЧЕВИДНО – не может быть предметом гордости для потомков, ибо для нормального человека противоестественно гордиться количеством крови, пролитой его соотечественниками. Так что героический пафос здесь явно неуместен. Это означает, что Салават Юлаев – активный участник братоубийственной войны – едва ли может служить примером для подражания и считаться героем отечественной, а значит, и башкирской истории.
Изрядно преувеличенными следует признавать и те личностные достоинства, которыми наделили Салавата Юлаева (20-летнего юношу) в советской историографии (еще раз замеч&oacut
13 декабря 2012 sergey-orlov Разное
Источник: http://sergey-orlov.livejournal.com/75129.html
