Я помню, как он строился. Сначала пригнали старый, ржавый бульдозер, который скрипел шестеренками с видом, будто ему абсолютно все равно. Затем появилась большая машина с высокой стрелой и начала вбивать сваи с таким грохотом, что наш двор на долгое время покинули тучные сизари и вороватые воробышки. В огромных вырытых котлованах после дождей накапливалось настоящее море и мы, мелочь разного порядка, забавлялись тем, что с противоположных концов рва кидали в воду камни, пытаясь обрызгать противника.
Я наклонился за камнем и вдруг увидел краем глаза, как сосед Виталька бежит по трубе через ров чтобы застать меня врасплох. Кинул не глядя и попал ему в висок. Он сорвался в воду и тихонько пошел ко дну. Вытащил его экскаваторщик, дремавший в кабине, и Виталька потом еще долго лежал в больнице с заплывшим наполовину синевой лицом.
Первым фильмом, просмотренным мной в новехоньком кинотеатре «Аврора», был «Кинг-Конг». Я смотрел его через щелку между передних деревянных рядов ибо было жутко страшно и страшно жутко. Затем были «Крестный отец», навсегда оставивший плоскую трехчасовую отметку на моей заднице и «Империя чувств» какого-то японца. Хороший фильм.
Пора видеосалонов – Брюс Ли, его западный антагонист Норрис и Рембо в роли Сталлоне. Однажды кинотеатр подвергли жёсткой реконструкции, поставили суперзвук и полноценные диванчики в последнем ряду, где очень удобно было тискать малолетних пассий. Зрителей поубавилось, как ни странно, но это даже к лучшему. Никто не мешал предаваться языку и рукам активному просмотру почти новинок мирового проката. Сейчас здесь торгуют мясом, рыбой, кислым пивом и фруктами.
Если от моего дома подняться до улицы Степана Кувыкина, перейти перекресток, юркнуть в серую арку, то через десяток метров начинал неестественно зеленеть кинотеатр «Радуга», в котором было аж два зала, Красный и Синий. Впрочем, видимых различий я никогда не наблюдал, да и фильмы в них шли одни и те же.
Ходить в него надо было вчетвером, а и то и большим количеством пацанов, так как местные старшаки постоянно поджидали после сеансов и шакалили мелочь. Вчетвером, но раздельно. И если у одной пары начинались проблемы, то вторая подбегала сзади, шумом, криком и пинками наводила шухер и все счастливо смывались в свой двор, где уже можно было не опасаться никаких чужаков.
В четвертом классе недавно пришедшая в нашу школу учительница истории повела нас вместо спаренного урока на просмотр в «Радугу» свеженького шедевра под чарующим названием «Зазубренное лезвие». Название ее, почему-то, никак не насторожило. Когда в первых кадрах статный красавец под трепетную музыку отрезал блондинке сосок, она попросила нас немедленно встать и пойти обратно в школу. Ага, щас! Конечно же, мы досмотрели фильм до конца и всю дорогу домой снисходительно кивали в ответ на ее слезные просьбы родителям ничего не говорить. Сейчас там ЖЭУ и два этажа непонятных офисов.
Очень круто было съездить на велике что-нибудь глянуть в кинотеатр «Луч», что на Сочинской. Во-первых, оттуда открывался потрясный вид на лежащий внизу Монумент Дружбы и кусок реки, на которые мы тогда еще только облизывались. Во-вторых, в «Луче» никогда не смотрели на возраст и всегда пускали на любые фильмы любой категории.
Темный холл, вечный запах влажности и плесени, отсутствие кафе и мелкие местные, трущиеся в большом количестве. Чтобы посмотреть киношку и при этом остаться с деньгами, зубами и великом, нужно было очень постараться. Колесных друзей с разрешения местных служительниц, все понимавших и оттого каждого приезжего величавших сынками да дочурками, загодя прятали за тяжелые шторы, прикрывающие экран по бокам. И в конце фильма, с первыми титрами нужно было тихонько туда пробраться и вылетать из кинотеатра уже верхом, иначе беды не миновать.
В начале девяностых кинотеатр стал местом полукрутой дискотеки, куда соваться — только при поддержке старших товарищей или десятком-другим и желательно без девчонок. Зато там был клевый музон, море пива и ярко накрашенные девицы, с легкостью засовывавшие тебе в рот свой язык за пару сигарет. Почти просто так, из благодарности. Раз в месяц там кого-нибудь жестоко били, резали или насиловали. Сейчас там мечеть и изредка режут только совсем уж баранов.
Мне кажется, что со смертью этих немонументальных трансляторов массовой культуры я больше не могу в полной мере воспринимать жужжание киноленты. Они стали триединым саркофагом черных тапок Хон Гиль Дона, трусиков Эммануэль, запаха жженной изоленты от Робота Номера 5.
А как дела обстоят в других районах? Живе ли «Смена»? Как себя чувствует «Теремок»? Что там у «Салюта»? Знаю только, что похерен «Йондоз» и теперь там показывают все так же картинки, только несколько однообразные.