Уфим Книжкин, эмигрировавший двадцать лет назад в США, ужасно тосковал по родной Уфе, городу, где прошли лучшие годы его жизни. Но тяжёлое заболевание, вследствие которого он не покидал своего дома в тихом американском городке, сделало невозможными поездки на родину. И всё же Уфим связи с городом детства и юности не терял. Старался быть в курсе событий. Особым его увлечением стала уфимская литература, в которой со временем он стал большим специалистом.
А тут в возрасте ста лет скончалась его бабка, владевшая огромным состоянием, и Уфим, как единственный наследник, неожиданно сказочно разбогател. Это вызвало бы у многих зависть, но для американского затворника стало головоломкой, поскольку от рождения он отличался скромными запросами.
Однажды, глядя по телевизору, как меценатствуют нувориши, Уфима осенило: отчего бы не помочь столь им обожаемым уфимским литераторам? После некоторых раздумий, он развернул бурную деятельность. Не прошло и года, как новоиспечённый меценат отпечатал в местном издательстве собрания сочинений всех уфимских писателей. Да как отпечатал! В роскошных подарочных переплётах, на трёх языках – русском, башкирском и английском – тиражом по сто тысяч экземпляров каждого автора.
Всякий гордился бы проведённой акцией до конца своих дней. Но Уфиму этого показалось мало, да и денег оставалось целая куча. Тогда меценат заказал известному во всей Северной Америке скульптору памятники поэтам и прозаикам, чьи собрания сочинений издал. На их разработку и изготовление ушло ещё полтора года. И вот небывалый в истории проект выполнен. Уфим Книжкин зафрахтовал теплоход, и вскоре основной тираж книг и все памятники были доставлены на его бывшую родину.
Уфимская городская администрация приняла подарок и после некоторых согласований памятники были установлены на аллеях, бульварах и в скверах по всему городу. Это стало настоящим событием в культурной жизни башкирской столицы. Горожане дружно потянулись осматривать новые достопримечательности. В спешном порядке организовали специальный туристический маршрут «Литературная Уфа».
Что же увидели уфимцы и гости города?
Поэт Дмитрий Масленников был изображён сидящим на дереве, в котором поклонницы насчитали ровно одну тысячу листьев.
Прозаик Игорь Савельев в образе Зевса восседал в космическом корабле, направляющемся то ли на Марс, то ли на Плутон.
Памятник Юрию Горюхину представлял из себя лежащего на льдине моржа, язвительно-саркастически глядящего на зрителей.
Автор незабываемого сборника рассказов «Заблудиться», Анна Ерошина была выполнена сидящей за рулём автомобиля посреди трёх сосен.
Поэт Марсель Саитов с напряжённым лицом, обхватив голову руками, пыхтел над учебником «Грамматика русского языка».
Поэт и автор проекта «Уфацентризм» Александр Залесов восседал на глобусе, исписанном короткой, но ёмкой фразой: «Уфа – центр мира», на всех языках народов Земли.
Игоря Фролова изобразили сидящим в боевом самолёте, во весь корпус которого сверкала яркая надпись: «Любой массаж за ваши деньги. Девушкам – система скидок».
Александр Иликаев, в целях этакого нестандартного самопиара утверждающий, что произошёл непосредственно от рептилий, был изображён в виде сфинкса с туловищем диплодока и головой собственно Иликаева.
Евгения Рахимкулова воспроизвели без обуви, в дырявых носках, гневно смотрящим в сторону Запада.
Критикессу скульптор изобразил в виде королевской кобры с яйцом вместо головы, при приближении зрителей издающей злобное шипение.
Поэт, драматург, переводчик и автор самых грандиозных проектов эпохи Айдар Хусаинов предстал в образе Гулливера, соединяющего Уфу и Стерлитамак.
Салават Вахитов явился взору в академической четырёхуголке, с указкой в руке и забинтованной челюстью. Даже непосвящённому зрителю, никогда не читавшему рассказов прозаика, было понятно, как сильно болят у него зубы.
Главного юмориста последнего десятилетия Владимира Кузмичёва запечатлели на сцене клуба «Белый ворон» с десятком зрителей, согнувшихся в три погибели от хохота.
Галарину изобразили в умопомрачительном наряде, сидящей на коленях Вадима Богданова, в обнимку с Михаилом Кривошеевым и Романом Файзуллиным.
Рустем Нуриев предстал спящим богатырским сном на ящиках с портвейном. А вокруг валялись гитара, контрабас и тетрадь с рукописью очередного литературного шедевра.
Поэт и путешественник-экстремал Гремио был запечатлён в пасти крокодила, в последнее мгновение своего пребывания в Африке и на этом свете.
Михаила Кривошеева преподали чудовищным мутантом, рядом с которым смесь бульдога с носорогом выглядит детской игрушкой. Его голова представляла реторту, шесть, как у Шивы, рук держали мензурку, колбу и четыре бутылки водки. Туловище же представляло лиру, ту самую, которая вдохновляла А.С.Пушкина.
Марианну Плотникову изобразили в окружении толпы воздыхателей, – рыдающих, пускающих слюни, рвущих на себе волосы и бьющихся головой о гранитный постамент.
Вадим Богданов предстал грозным критиком с трубкой в зубах и кружкой пива в руке. В качестве декораций за ним разместились висящие трупы раскритикованных им литераторов, не выдержавших надругательства и наложивших на себя руки.
Но наибольшую народную любовь снискал памятник Игорю Вайсману в виде огромного унитаза, в который он спускает всех уфимских литераторов