… Вот так и выходит — прогресс набирает обороты, число новинок электронной промышленности растёт, а с ним растёт и куча никому не нужного хлама, этого выхлопа научно-технической революции, отработавшего свой срок в жадном чреве двигателя того самого прогресса — гонки человечества за будущим, которое становится от этих выхлопов всё более и более мрачным и всё менее и менее желанным, но всё стремительнее мчащимся навстречу и грозящим погубить тех, кто его так долго ждал.
Это рассказ об обратной стороне мира высоких технологий. Рассказ о загробных мучениях некогда дышавших жизнью домашних любимцев, часами с нежностью разглядывавших своих хозяев одним большим глазом; всегда готовых выручить помощников, самозабвенно до синего придыхания исполнявших самый кривой код; гламурных и не очень карманных брикетиков, изо дня в день изучавших содержимое ваших ушей. У них тоже есть свой ад и своё чистилище. Одних постигает участь многолетнего забвения в последнем на балконах, в подвалах, на чердаках и в конце концов на свалках, других — страшные мучения со сжиганием заживо, потрошением, вырыванием кровеносной системы внутренней проводки, разбиванием глаз и прочим непотребством в первом. Есть и те, которым посчастливилось попасть в своеобразный рай, где их бережно разберут на части, извлекут душу — цветные и драгметаллы — и в соответствии с кармической системой возродят в новой инкарнации.

Это перевод (редкими местами вольный) статьи, опубликованной в журнале «National Geographic» в прошлом году в №1 за январь месяц. Это может показаться очень странным, но всплыло в памяти почему-то благодаря этому топику.

Африка, Гана. На июнь месяц в Гане приходится сезон дождей. Однако сегодня к утру дождь в столице страны Аккре прекратился. И только солнце прогрело влажный воздух, чёрные клубы дыма начали вздыматься над обширной территорией рынка Агбогблоши. Следуя за чёрным шлейфом как за указателем, я двигаюсь к его источнику мимо продавцов трав, мимо киосков, торгующих поношенными шинами, мимо сгорбившихся над старыми электродвигателями мужчин, с лязгом грохочущих по ним ломами.
Вскоре пыльная дорожка огибает груду старых телевизоров, развороченных системных блоков компьютеров и разбитых мониторов, сваленных в кучу высотой метра в три. За ней простирается поле, устланное мелкими сожжёнными осколками, сверкающее жёлтыми и зелёными кусками разломанных плат.
Оказывается, дым идёт не от одного источника, а от немыслимого количества небольших костров, разбросанных по округе. Десятки неразборчивых фигур перемещаются между облаков едкого дыма, кто-то помешивает палкой горящий хлам, кто-то охапками носит яркие цветные компьютерные провода.

Большинство из них дети.

А через день на рынке с такой же кучей пепла около входа, который вскоре будет смыт ливнем в Атлантику, Израэль Менса, до нелепого стильный молодой человек примерно двадцати лет от роду, подбирает себе дизайнерские очки и рассказывает, как строит свою жизнь. Каждый день продавцы металлолома поставляют огромные количества старой электроники — откуда, он не знает. Менса и его партнёры — друзья и семья, включая двух босоногих мальчишек, с восторгом слушающих наш разговор — покупают несколько компьютеров или телевизоров. Они выламывают из кинескопов медные разъёмы, устилая землю осколками, содержащими свинец, нейротоксины, кадмий, канцерогены, наносящими вред легким и почкам. Выбирают пользующиеся спросом части — жёсткие диски и чипы памяти. Затем выдирают электропроводку и обжигают с неё пластик. Медь, извлечённую из одного хлама, продают, чтобы купить другой. Ключ к зарабатыванию денег заключается в скорости, а отнюдь не безопасности. «Дым попадает в нос, и ты чувствуешь что-то в голове,» — говорит Менса, для наглядности постукивая кулаком по задней части черепа. — «А потом появляются боли в голове и груди». Неподалеку в лагуне плавают корпуса исковерканных мониторов. Завтра дождь смоет их в океан.

В производстве мусора людям нет равных. Археологи будущего обнаружат сформировавшийся в начале двадцатого века пласт технологических отходов — всюду разбросанные кучи хлама, переполненного вредными веществами — этакий цифровой детрит, хай-тек отходы цивилизации, совершившей очередной виток в своём развитии.

Более 40 лет назад Гордон Мур, один из основателей компании «Intel», заметил, что примерно каждые полтора года производительность компьютерных чипов возрастает вдвое. Вот только у этого вселяющего веру в прогресс «закона Мура» есть одно не упомянутое и малоприятное следствие. Получается, что в каждый момент времени все считающиеся на данный момент современными машины одновременно находятся и на грани устаревания. Постоянно разрабатываются программы, способные задействовать все возможности современных компьютеров. Требования по памяти и графике у последней на данное время (2007 г.) операционной системы Microsoft Vista, например, станут предвестником судного дня для стареющих компьютеров, которые хоть и со скрипом, но справлялись со своими функциями ещё год назад. Согласно оценке Агентства по охране окружающей среды США каждый следующий год от 30 до 40 миллионов ПК будут попадать в утиль.

А ведь компьютеры далеко не единственные электронные устройства, которые в ближайшее время станут непригодными для дальнейшего использования. Завершение перехода на цифровое телевидение высокой чёткости намечено на 2009 год (США); в результате этого огромное количество телевизоров станут просто бесполезными из-за того, что могут принимать лишь аналоговый сигнал. Так как зрители готовятся к этому переходу, около 25 млн. телевизоров ежегодно списывается в утиль. На влекомом модой рынке мобильных устройств в 2005 году 98 млн. сотовых телефонов в США приняли свой последний звонок. Управление по охране окружающей среды подсчитало, что в штатах за этот год (2007) накопилось от 1,5 до 1,9 млн. тонн списанных в утиль компьютеров, телевизоров, видеомагнитофонов, мониторов, сотовых телефонов и другого оборудования. Согласно данным, полученным в ходе реализации Программы ООН по охране окружающей среды, во всём мире за год накопилось около 50 млн. тонн хай-тек отходов.

Что же происходит со всем этим мусором?

В Соединенных Штатах, по некоторым оценкам, более 70% выбрасываемых компьютеров и мониторов, а также более 80% телевизоров, в конечном итоге скапливаются на свалках, несмотря на растущее число государственных законов, запрещающих сброс где бы то ни было электронных отходов, которые могут быть источником утечек свинца, ртути, мышьяка, кадмия, бериллия и других токсичных веществ, попадающих в почву. Наряду с этим, ошеломляющий объем неиспользуемого электронного оборудования хранится у самих граждан — по данными Управления по охране окружающей среды, начиная с 2005 года это около 180 млн. телевизоров, настольных ПК и других приборов. Даже если это устаревшее оборудование останется лежать на чердаках и в подвалах и никогда не попадёт на свалку, так или иначе оно оказывает определённое, хотя и косвенное, воздействие на окружающую среду. Кроме токсичных веществ, хай-тек отходы содержат большое количество серебра, золота и других драгметаллов — эффективных проводников электричества. Теоретически переработка золота из старых компьютерных материнских плат является намного более эффективной и экологичной мерой, чем добыча его из земли, особенно при учёте того, что во многих случаях такая добыча ведётся открытыми методами, что ставит под угрозу существование девственных тропических лесов.

В настоящее время менее 20% хай-тек отходов проходит через компании, занимающимися их переработкой. Безусловно, их число будет расти. Однако в сложившейся системе утилизация отходов выглядит не такой обнадёживающей, как это кажется на первый взгляд. Сбор старого электронного оборудования перерабатывающей его компанией или муниципальными службами совершенно не гарантирует того, что эти отходы будут утилизированы безопасно. Пока некоторые организации и компании перерабатывают материалы, стремясь свести к минимуму загрязнение окружающей среды и снизить риск для здоровья человека при этом процессе, намного большее число их «коллег по бизнесу» продаёт отходы брокерам, которые переправляют его в развивающиеся страны, где контроль за состоянием окружающей среды намного слабее. Людям в странах, которые являются «поставщиками» такого товара, данное решение только на руку, с глаз долой, как говорится, из сердца вон.

Однако правительства многих государств мира, осознав, что неправильная переработка хай-тек отходов наносит вред окружающей среде и здоровью человека, совершили попытку создать специализированную сеть международного регулирования. Базельская конвенция 1989 года — соглашение, заключённое 170-ю государствами — предписывает развитым странам уведомлять развивающиеся страны о поставках опасных отходов. Организации по защите окружающей среды и многие неразвитые страны посчитали условия слишком слабыми, и в 1995 году протесты привели к введению поправки, известной под названием «Базельский запрет», запрещающей поставки опасных отходов в бедные страны. И если во многих странах этот запрет пока не вступил в силу, то Евросоюз уже давно закрепил эти требования в своём законодательстве.

Кроме того, ЕС требует, чтобы производители несли ответственность за безопасную утилизацию отходов. Недавно вышла новая директива ЕС, призывающая к «зеленому дизайну» электроники, устанавливающая ограничения на допустимые уровни свинца, ртути, антипиренов и других веществ в продукции. Ещё одна директива требует от производителей создания инфраструктуры для сбора хай-тек отходов и обеспечения ответственной их переработки — реализации стратегии, называемой «отзыв» («возврат») вышедших из употребления товаров. Несмотря на эти меры, невообразимое количество таких отходов всё еще отправляется из портов Евросоюза в развивающиеся страны.

В Соединенных Штатах вопрос о хай-тек отходах имеет меньший законодательный приоритет. Это одно из государств, которые подписали, но не ратифицировали Базельскую конвенцию (двумя другими являются Гаити и Афганистан), оно не вводит требования «зеленого дизайна» или осуществления программ для изготовителей по обратной приёмке утиля, хотя несколько штатов уже присоединились к движению, издав свои собственные законы. Американский подход, говорит Мэтью Хейл, директор программы по утилизации твёрдых отходов из Управления по охране окружающей среды, вместо этого состоит в поощрении ответственного отношения к утилизации путем взаимодействия с промышленностью — например, с помощью системы рейтинга предприятий, в которой экологически чистые продукты награждаются соответствующим знаком одобрения. «Мы пытаемся применить рыночные рычаги воздействия и ищем совместные подходы и взаимовыгодные условия», — говорит Хейл.

Результатом политики невмешательства является то, что бóльшая часть хай-тек отходов, направленных на внутреннюю переработку, отправляется за рубеж.

«Здесь, в развитых странах, мы извлекаем пользу из этих устройств,» — говорит Джим Пакетт, глава группы «Basel Action Network» (BAN), выступающей против поставок отходов в страны третьего мира. «Но когда наше оборудование приходит в негодность, мы пытаемся экстернализировать экологическую стоимость и переложить ответственность на развивающиеся страны.»

Азия — центр производства значительной части мирового высокотехнологичного оборудования, и сюда же эти устройства возвращаются после того, как приходят в негодность. Китай, в частности, уже давно считается мировым кладбищем электроники. При взрывном росте потребностей в сырье для производственного сектора китайские порты стали его источником, специализирующимся на переработке лома любого сорта: стали, алюминия, пластика и даже бумаги. Хай-тек отходы начали в неограниченных количествах стекаться в Китай с середины 1980-х годов.

Венделл Норвуд, владелец компании «Corona Visions», занимающейся утилизацией отходов в Сан-Антонио, штат Техас, вспоминает, как иностранные торговцы металлоломом заговорили о поставках старой электроники в Китай. Сегодня он выступает против такой практики, но тогда, как и многие другие переработчики отходов, он рассматривал это лишь как сулящую лёгкую прибыль и избавляющую от лишних проблем бизнес-модель. «Они говорили, что этот материал отправляется на переработку и вернётся уже в виде готовых товаров,» — вспоминает уверения торговцев Норвуд. «Такой подход казался экологически целесообразным и весьма ответственным. И это было выгодно, ведь, кроме того, я ещё и получал от этого прибыль.» Огромные объемы старой электроники были вывезены заграницу, и из этого была получена огромная прибыль.

Иллюзия ответственности при использовании такого подхода растворилась в 2002 году, когда организация Пакетта из BAN, выпустила документальный фильм, рассказывающей о реальной ситуации с хай-тек отходами в Китае. Вред от такого экспорта сосредоточился в городе Гуйю в провинции Гуандун рядом с Гонконгом. Гуйю превратился в свалку огромного количества хай-тек отходов. BAN запротоколировал, что тысячи человек — целые семьи, от молодёжи до стариков — вовлечены в опасную деятельность по обжиганию компьютерных проводов с целью добычи меди, переплавке плат в горшках для извлечения свинца и других металлов, обливанию плат сильными кислотами для извлечения золота.

Китай наложил строгий запрет на ввоз хай-тек отходов в 2000 году, однако это не остановило торговлю. После показа во всем мире документального фильма, подготовленного BAN, однако, правительство расширило список запрещенных электронных отходов и усилило контроль за соблюдением запрета через местные органы самоуправления.

В недавней своей поездке в Тайчжоу, город в провинции Чжэцзян к югу от Шанхая, который является еще одним центром «переработки» хай-тек отходов, я наблюдал как доказательства эффективности программы, так и её недостатки. Еще несколько лет назад, возвышенность за городом Тайчжоу была центром огромной неофициальной индустрии демонтажа электронных компонентов, который конкурировал с другим центром того же назначения, расположенном в Гуйю. Однако сейчас сотрудники таможни близлежащих портов Хаймен и Нинбо — перевалочных центров для огромных объемов металлолома — пытаются отслеживать незаконные поставки опасных отходов.

Импорт хай-тек-лома сюда «начался в 1990-х годах и достиг пика в 2003 году», — рассказывает преподаватель высшей школы, чьи студенты контролировали состояние окружающей среды вокруг Тайчжоу и наличие токсичных веществ из хай-тек отходов. Он просил не называть его имени из страха перед местью местных переработчиков отходов из-за того, что он вмешивается в их бизнес. «С 2005 года началось сокращение таких поставок, и в настоящее время трудно что-либо найти.»

Сегодня сборщики утиля работают в тени. За приоткрытой дверью одного из домов в деревне на склоне я вижу хозяина, который клещами выламывает микросхемы и металлические детали из компьютерных плат. Другой человек купит их у него и будет, в свою очередь, извлекать из них медь, сжигая их на костре. Мужчина не стал называть своего имени. «Да, это незаконный бизнес,» — признаёт он, предлагая сигарету. В той же деревне несколько мужчин теснятся внутри сарая, разогревая платы над пламенем для того чтобы извлечь из них металл. За дверью лежит груда обгоревших досок. В другой деревне в нескольких милях отсюда женщина складывает в груды мешки с платами прямо в своем доме. Она прогоняет прочь меня и моего переводчика. Продвигаясь дальше через горы, я встречаю людей, разбирающих автомобильные аккумуляторы, генераторы и высоковольтный кабель для последующей переработки; вижу и других, тащащих алюминиевый лом на старый завод. Но никого, кто бы занимался электроникой, я уже не встречаю. По крайней мере, в Тайчжоу бизнес по переработке хай-тек отходов, по видимому, ослабевает.

Однако для некоторых людей эти изменения пришли слишком поздно; болезни и инвалидность уже сделали своё дело. В серии исследований, проведённых в прошлом году, китайские ученые подтвердили бедственное экологическое положение Гуйю. Воздух вблизи с местами проведения некоторых операций над электронным утилем, которые осуществлялись без всякой изоляции, содержит самые высокие концентрации диоксина, выше, чем в какой-либо другой точке мира. Почва насыщена химикатами, вероятно, канцерогенного действия, которые могут вызывать нарушения работы эндокринной системы и иммунной функции организма. Большое количество полибромдифениловых эфиров — достаточно распространенных в электронике и потенциально опасных для эмбрионального развития даже при очень низких концентрациях — попадают в кровь рабочих. Преподаватель высшей школы Тайчжоу рассказывает, что его студенты обнаружили высокий уровень содержания полибромдифениловых эфиров в растениях и животных. Проводились анализы и для людей, но он не имеет права обсуждать полученные результаты.

Возможно, Китаю однажды удастся сократить импорт хай-тек отходов. Но пока поток их не иссякает. Поставки, которые несколько лет назад осуществлялись в порты провинций Гуандун и Чжэцзян, могут быть легко перенаправлены в более «дружелюбные места» в окрестностях Таиланда, Пакистана или каких-либо других стран. «Принятие мер лишь в одном месте, как, например, в Китае или Индии, не приведёт к сколько-нибудь значимым результатам во всём мире,» — замечает Дэвид Н. Пиллоу, специалист по исследованию этнических проблем, профессор Калифорнийского университета в Сан-Диего, занимающийся изучением перспектив социальной стороны вопроса об утилизации хай-тек отходов. «Поток поставок отходов просто немного изменит курс и пойдёт по пути наименьшего сопротивления, он заляжет на дно.»

Почти невозможно установить, какое количество хай-тек утиля по-прежнему поставляется в Китай контрабандным путем, попадает в другие части Азии и, всё в большей степени, оседает в западноафриканских странах, таких как Гана, Нигерия и Кот-д\’Ивуар. Однако, в принципе, выделить какую-либо из нитей этого глобального потока контрабанды токсичных отходов и проследить, где находится её источник, можно.

В Аккре Майк Энейн, местный экологический журналист, ведёт меня в морской порт. У ворот нас останавливает охрана. Водители грузовиков на близлежащей АЗС посылают нас к месту отгрузки, которая происходит недалеко, вверх по улице, где, как они говорят, часто выгружают компьютеры.

Там, на складе, местные жители вскрывают грузовой контейнер, доставленный из Германии. Обувь, одежда, сумки выливаются прямо на асфальт. Среди прочего в куче несколько ветхих компьютеров Pentium 2 и 3, мониторы в треснувших корпусах и с недостающими частями, всё это происходит прямо под дождём. Какой-то человек слышит, что мы чем-то интересуемся. «Вам нужны компьютеры?» — спрашивает он. — «Сколько контейнеров?»

Рядом с портом мы входим в здание вроде гаража с табличкой над дверью: «Импортеры британских подержанных товаров». Внутри — ещё более старые и обветшалые компьютеры, телевизоры, аудио-устройства. По словам управляющего, владелец предприятия импортирует по одному 12-метровому контейнеру каждую неделю. Работающие товары идут на продажу. Сломанные же отдаются за бесценок сборщикам лома.

По всему городу вдоль тротуаров тянутся ряды магазинчиков, торгующих старой электроникой. В одном из пригородов, в Дакьюмане, замечаю лавку, сплошь уставленную один к одному ЭЛТ-мониторами. В богатых странах они ничего не стоят, к тому же возникают трудности при их хранении и сбыте из-за высокого уровня содержания свинца и других токсичных веществ. Видимо, и здесь они никому не нужны. Некоторые из них — монохромные, с крошечными экранами. В скором времени их будут разбивать мальчишки, трудящиеся на рынке металлолома.

На ценнике одного из мониторов значится фирменный знак сети магазинов «Goodwill», штаб-квартира которой расположена во Фредерике, штат Мэриленд, в 45 минутах езды от моего дома. Много людей жертвуют свои старые компьютеры благотворительным организациям, полагая, что при этом они совершают доброе дело. Я вполне мог бы поступить так же и сам. Интересуюсь у владельца магазина, откуда к нему поступили эти мониторы. Он отвечает, что их послал его брат, живущий в Александрии, штат Вирджиния. Он не видит никаких причин, чтобы не дать мне номер телефона брата.

Когда же мне, наконец, удаётся до него дозвониться, выясняется, что он ничуть не похож на скрывающегося человека, избегающего общения с прессой. Он техник в жилом комплексе, работает по 15 часов в день, ремонтируя туалеты и освещение. Чтобы сводить концы с концами, как он выразился, он подрабатывает по ночам и выходным, добывая, а затем экспортируя подержанные компьютеры в Гану через своего брата. Pentium 3 приносит доход в $150 в Аккре, а купить компьютер ему иногда удаётся менее чем за $10 через Интернет на специальных сайтах по распродаже, он предпочитает частные, но есть один и у Управления служб общего назначения США. Или же он покупает крупные партии в благотворительных магазинах. (При этом менеджеры магазина «Goodwill», чей монитор я заметил в Гане, отрицали возможность продажи большого количества компьютеров каким-либо поставщикам.) Независимо от происхождения прибыль с рабочих компьютеров весьма существенна.

Однако есть и препятствие: нет никакой гарантии, что что-нибудь будет рабочим, а сами компании всегда стараются сбыть ненужный хлам. ЭЛТ-мониторы, которые по сути бесполезны, зачастую также фигурируют в сделках. У Баа нет ни времени ни места для распаковки и проверки поставляемого каждый месяц груза. «Достаешь их где-нибудь, а половина не работает,» — с досадой говорит он. — «В этом случае их можно лишь продать сборщикам лома. А касательно того, что они дальше с этим делают, я не знаю ничего.»

Маленький экспортный бизнес Баа — всего лишь одним ручеёк в огромном потоке хай-тек отходов, вытекающем из США и остальных стран развитого мира. В долгосрочной перспективе, единственный способ не допустить полного захламления этим потоком Аккры, Тайчжоу и сотен других мест, заключается в том, чтобы создать новый, более ответственный подход, позволяющий не отправлять отходы из страны, а наоборот, привлекать, собирая и перерабатывая их в определённых местах. В Тампе, штат Флорида, компания под названием «Creative Recycling Systems» уже приступила к реализации такого подхода.

Основной элемент бизнес-модели компании грохочет в дальнем конце складского помещения — это специальная машина, размером со здание, функционирующая как сборочный конвейер, только наоборот. В «Давида», как его называет президент компании Джон Йоб, было вложено более трёх миллионов долларов инвестиций, когда он был установлен в 2006 году; в роли Голиафа здесь выступает всё увеличивающиеся запасы хай-тек отходов США. Сегодня стальные зубы машины пережёвывают компоненты аудио и видео устройств. Улавливание пыли в процессе утилизации отходов происходит с помощью процесса вакуумирования и специальных фильтров. «Воздух, поступающий в атмосферу, намного чище, чем тот, который находится в здании,» — пытаясь перекричать гул, отмечает вице-президент компании Джо Йоб (брат Джона).

Конвейерная лента поставляет материалы из измельчителя через ряд сортировочных станций: вибрационные экраны различной степени отсеивания, магниты, устройства для извлечения покрытого свинцом стекла; сепаратор на вихревых токах — действует как магнит, только наоборот, отмечает Йоб — отделяя цветные металлы, такие как медь и алюминий, в корзину, равно как и драгоценные металлы: золото, серебро и палладий. Наиболее ценные компоненты — измельчённые платы — поставляются на современную плавильню в Бельгию, которая специализируется на переработке драгметаллов. По словам Йоба, 1,2-метровая коробка такого хлама может стоить до $10,000.

В Европе, где инфраструктура утилизации отходов более развита, перерабатывающие машины размером с завод, такие как «Давид», являются достаточно распространенным явлением. Пока лишь ещё три американских компании имеют в своём распоряжении такое оборудование. «Давид» может обрабатывать около 68 млн. кг утилизированной электроники в год; чтобы перерабатывать все отходы, экспортируемые из страны, много таких машин не нужно. Однако в рамках нынешней политики пока что более выгодно именно экспортировать отходы, чем перерабатывать их у себя дома. «Мы не можем конкурировать с людьми, которые занимаются вывозом отходов из страны,» — говорит Джо Йоб. Поэтому инвестиции нашей компании в «Давида» представляют собой скорее авантюру — они могли бы окупиться, если бы Управление по охране окружающей среды учредило сертификацию для тех, кто занимается переработкой отходов, установив определённые рамки в индустрии производства и переработки электронных товаров. Компании, которые в большей степени рассчитывают на экспорт утиля, в таком случае сталкивались бы с определёнными сложностями, вызванными данными стандартами. Управление по охране окружающей среды изучает варианты возможной сертификации.

В конечном счете, экспорт электронных отходов за рубеж в развитых странах может быть вовсе сведён к нулю. В 2006 году Джеффри Вейденхамер, химик из Университета Ашленда в Огайо, купил несколько дешёвых ювелирных изделий китайского производства в местном магазине для проведения анализа. Тот факт, что ювелирные изделия, содержат большое количество свинца, вызывает тревогу, однако такому положению вещей вряд ли можно удивляться; ювелирные украшения китайского производства, содержащие свинец, реализуются в США повсеместно. Особенно показательным является наличие меди и олова, наряду со свинцом. Как утверждают Вейденхамер и его коллега Майкл Клемент в своей статье, опубликованной в июле 2007 года, определённая доля этих металлов в некоторых образцах предположительно происходит из свинец-содержащего припоя, используемого при производстве печатных плат.

«США поставляют сейчас большое количество свинец-содержащих материалов в Китай, а Китай является крупнейшим в мире центром производства товаров,» — отмечает Вейденхамер. — «Совсем не удивительно поэтому, что всё это, проделав полный круг, снова возвращается к нам в виде загрязнённых товаров.» В условиях глобальной экономики устранение лишь поверхностных последствий совсем не означает ликвидирование истинных причин, особенно в долгосрочной перспективе.