Мои караидельские бригантины
Пользователь 
mavledina написала замечательный пост про сплавщиков леса, которые работали в верховьях Караидели тогда, когда в тех краях ещё был лес, а на реке еще не запретили плотовождение (об этом экозапрете в прошлом году было в «Истоках», в чьих-то мемуарах).
Не могу не написать о том, что и я стал причастен в детстве к этой отрасли, поскольку там работал мой дядя Рифкат Багаутдинов, лесорубом. С 1985-го по 1987-й слова «Магинский», «Озерки», «Новомуллакаево» в нашем доме звучали постоянно.
Лес, заработанный и отобранный молодыми деревенскими парнями (дядя мой 1959 г.р., 28 лет было получается) нужен был для постройки дома.
Корабельные сосны метров по 12 доставлялись в места проживания лесорубов рекой, в пучках, скрепленных боковыми тросами в огромные плоты.
Право на их вырубку зарабатывалось адским трудом на лесоповале. Но то был шанс для деревенского парня без денег — а дом хороший поднять тогда стоило 10-14 тысяч советских рублей при хорошей зарплате 120 — за 3-4 года построить дом у себя в деревне. 2 года года зарабатываешь лес (и на сруб, и на доски, и на продажу), и 2 года строишь.
Летом, в июне 1987 года сплавлялся с дядей и его компаньонами-лесорубами в составе 117-метрового «кооперативного» (не от слова «кооператив», а от слова «кооперация») плота, вернее, «хлыста», который следовал с Озерков до Кушнаренково, обогнув Уфу.
Я примкнул к ним на Павловке, сначала прилетев в Караидель на Ан-2 за 7 руб 80 коп по комсомольскому билету вместо паспорта, потом догоняя по реке на «Заре». Предварительно сделал прививку от клещевого энцефалита — это было жестким условием моего допуска в мир лесорубов.
Мы цеплялись к «государственным хлыстам», которые вели РТ-шки (Речные Толкачи с 300-сильным двигателем, кораблики такие, с характерным носорожьими носовыми упорами, котрые могут баржу толкать впереди себя или тянуть плот за собой).
«Попутку» приходилось ждать дня по два-три, жуковатые монополисты-речники брали рублей триста-четыреста за каждый отрезок Верховья-Павловка, Павловка-Уфа, Уфа-Кушнаренково и норовили сбросить нас, как бы опасаясь речной инспекции. Так они один раз и поступили, где-то на подходах к Уфе, не уведомив нас предварительно. Команда корила "переговорщика", который им дал предоплату. Он, простодушно разводил руки, мол, когда даешь деньги вперёд, люди же лучше работают, меряя всех по своей добросовестной советской мерке.
Наш хлыст был самый продвинутый, голова его была собрана в жесткую платформу, 13 метров шириной, чтобы можно было пройти шлюз на Павловке, пусть и шкрябая бетонные его стены. На этой бревенчатой платформе стоял сарайчик с буржуйкой и полатями, где жили человек 5 из 10 скооперировавшихся лесорубов. К нему по бокам были приделаны толстые тросы, которые держали пучки в периметре. Пучок состоял из 5-7 бревен, схваченных тросами потоньше, друг к другу они цеплялись стальной проволокой. Хитрость конструкции хлыста была в том, что каждый его элемент имел самостоятельную плавучесть, не будучи жестко закрепленным с соседями. За хижиной одного пучка не было — там плавали дрова для печки, а под хижиной горкла в плескающейся воде деревенская сметана, а картошку хранили на крыше.
Мне было строго-настрого запрещено перепрыгивать по пучкам государственного плота, который тянул толкач, поскольку деревья там были лиственные кривые и тонкие, на дрова или ещё для чего — осина, береза, чего только там не было, провалиться между ними было очень просто, шансов выплыть из под идущего молевого плота в 300 метров при моей физ.подготовке было немного. Я, конечно, прыгал и по ним, балансируя по скользким брёвнам, опасливо заглядывая в глубину. Мы гордились своим плотом, а вся навигация уже за пару дней знала про веселых и богатых чудаков из «хижины дяди Тома».
Кроме того мне было велено быть осторожным при проходе других судов. Килватерная струя некоторых из них имела очень большую амплитуду, все начинало ходить ходуном у нас на плоту, как во время шторма. Потому речники, зная о неудобствах, которые они причиняют, сбавляли ход, завидев населенный плот, на манер того, как водители на трассе выключают дальний свет при разъеде с встречным транспортом. Но были говнястые катера-водомёты, которые сами были невелики, но шли полным ходом, заставляя нас колбаситься после того, как они скрывались за поворотом Уфимки.
Участники кооператива то приплывали, то отплывали по длине маршрута. Постоянно на борту было 4-5 человек. Чтобы отправить человека на берег нужно было отчалить с лодкой (она, конечно, тоже имелась, плоскодонка, как же) в голове хлыста, совершить высадку и приналечь на вёсла, чтобы успеть к хвосту проходящего плота. Иногда к нам прямо на ходу пришвартовывалась (ненадолго, видимо, в нарушение устава) «Заря» с очередным членом нашей команды.
Мы медленно, днями шли мимо сел, рыбаков и стад. Нам приветственно махали руками ребятишки, которые пасли гусей.
Особо волнительны были шустро и целенаправленно проплывающие мимо богини красоты (насколько можно было разглядеть русую чёлку, выбившуюся из-под какого-то, видимо, обязательного шлема — разглядываешь, остальное достроит воображение) на байдарках, с которыми мы (ну не я, конечно, мне было 14 лет) пытались познакомиться прямо на ходу.
Но они смотрели строго вдоль фарватера и только прибавляли вёсел, когда их окликали свистом и разными зазывательными словами истомленные деревенские донжуаны, вырвавшиеся из леса.
Было интересно идти мимо Сипайлово, ИНОРСа, особенно — идти мимо Трамплина, где купались сухопутные лентяи и неженки с Новостройки, а я уже стал за три дня бывалым матросом речфлота, руки мои были истыканы ржавыми усиками от троса, голос охрип, волос выгорел, морда потемнела и обветрилась. Речь моя долго еще была пересыпана кранцами, бакенами, чалками, фарватерами, навигациями и прочим нехитрым мелководным рангоутом.
И жаль было только, что в этот момент не купались на Трамплине мои одноклассницы, а лучше — кто-нибудь из класса «В», где концентрация красавиц была неимоверной.
Позже я узнал, что купались там мои одноклассники, а Слава Чудов, с которым мы сидели в первом классе за одной партой, утонул.
Мы питались дефицитной тушенкой «Великая стена», используя оттуда только мясо и выбрасывая жир, который составлял половину банки. Тогда я понял, что не все импортное — хорошее. Но все равно это был дефицит, доступный только лесорубам. Пили (я тоже, тайком от дяди, за сараем, причем наливал каждый, потому я был кривой и чуть не выпал под пучок) сладкое узбекское вино «Сэхрэ». Тем меня научили жарить картошку на воде, без применения масла и прочего.
Поздними июньскими зорями на реке из нашего двухкассетника раздавались сладкие постанывания педоватых немцев про «Братца Луи» из Второго Альбома «Современного Разговора» (Модерн Талкинг). В целях экономии батареек несознательными участниками навигации с сигнальных огней («фотоэлемента») соседнего плота были скручены элементы питания, которые были последовательно присоединены к магнитофону, который орал от этого громче обычного.
Долго стояли возле Уфы, на уровне ТЦ «Юрюзань», где нас адски искусали грязные городские комары с холодными лапками, а в одно утро на лодке к нам пристал какой-то алкаш, интересуясь, нет ли у нас хотябы «синявки быстродействующей», он же нитхинол — синяя жидкость для мытья окон, который видимо употребляли в качестве алкогольного суррогата.
Путь завершился в Кушнаренково, где пучки бревен были затащены на песчаный берег, каждый из них помещался в рыжий КАМАЗ-самосвал, у которого после такой погрузки отрывались от земли передние колеса.
Дом был окончательно достроен моим дядей к 1990-му году на основе сруба 10 на 12.
Выражаю признательность mavledina за предоставленные фото, знания и вдохновение!
23 января 2013 shamil Жизнь
Источник: http://shamil.livejournal.com/44102.html
