Вчера, оказывается, стукнуло ровно 24 года, как Сергея Донатовича не стало.
Горжусь, что дружу с человеком, который лично прикручивал табличку на дом в Уфе, в котором три года жил Довлатов.
В этом дворе, в котором он жил, даже приходилось выпивать. Обычный такой двор, кстати. Даже и не подумаешь, что здесь жили исключительно сотрудники НКВД и великий писатель.
Ну а теперь просто цитаты из его книжек. Лучше, чем они всё равно не скажешь.
— У хорошего человека отношения с женщинами всегда складываются трудно. А я человек хороший. Заявляю без тени смущения, потому что гордиться тут нечем. От хорошего человека ждут соответствующего поведения. К нему предъявляют высокие требования. Он тащит на себе ежедневный мучительный груз благородства, ума, прилежания, совести, юмора. А затем его бросают ради какого-нибудь отъявленного подонка. И этому подонку рассказывают, смеясь, о нудных добродетелях хорошего человека.
Женщины любят только мерзавцев, это всем известно. Однако быть мерзавцем не каждому дано. У меня был знакомый валютчик Акула. Избивал жену черенком лопаты. Подарил ее шампунь своей возлюбленной. Убил кота. Один раз в жизни приготовил ей бутерброд с сыром. Жена всю ночь рыдала от умиления и нежности. Консервы девять лет в Мордовию посылала. Ждала…
А хороший человек, кому он нужен, спрашивается?..
— Мы без конца ругаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить — кто написал четыре миллиона доносов?
— Человек привык себя спрашивать: кто я? Там ученый, американец, шофер, еврей, иммигрант… А надо бы всё время себя спрашивать: не говно ли я?
— Интродукция затянулась. Мы должны переспать или расстаться.
— Ты утверждаешь — значит, не было любви. Любовь была. Любовь ушла вперед, а ты отстал.
— Когда человека бросают одного и при этом называют самым любимым, делается тошно.
— Всю жизнь я дул в подзорную трубу и удивлялся, что нету музыки. А потом внимательно глядел в тромбон и удивлялся, что ни хрена не видно.
— Единственная честная дорога — это путь ошибок, разочарований и надежд.
— Чего другого, а вот одиночества хватает. Деньги, скажем, у меня быстро кончаются, одиночество — никогда…
— Я шел и думал — мир охвачен безумием. Безумие становится нормой. Норма вызывает ощущение чуда.
— Знаешь, что главное в жизни? Главное то, что жизнь одна. Прошла минута, и конец. Другой не будет…
— Чем безнадежнее цель, тем глубже эмоции.
— Любовь — это для молодежи. Для военнослужащих и спортсменов…А тут все гораздо сложнее. Тут уже не любовь, а судьба.
— «Главное в книге и в женщине — не форма, а содержание…» Даже теперь, после бесчисленных жизненных разочарований, эта установка кажется мне скучноватой. И мне по-прежнему нравятся только красивые женщины.
— Целый год между нами происходило что-то вроде интеллектуальной близости. С оттенком вражды и разврата.
— Живется мне сейчас вполне сносно, я ни черта не делаю, читаю и толстею. Но иногда бывает так скверно на душе, что хочется самому себе набить морду.
— Я думаю, у любви вообще нет размеров. Есть только — да или нет.
— Человек человеку — всё, что угодно… В зависимости от стечения обстоятельств.
— Я предпочитаю быть один, но рядом с кем-то…
— Нормально идти в гости, когда зовут. Ужасно идти в гости, когда не зовут. Однако самое лучшее — это когда зовут, а ты не идешь.
— Я не буду менять линолеум. Я передумал, ибо мир обречён.
— «Жизнь прекрасна и удивительна! » — как восклицал товарищ Маяковский накануне самоубийства.
— Я давно уже не разделяю людей на положительных и отрицательных. А литературных героев — тем более. Кроме того, я не уверен, что в жизни за преступлением неизбежно следует раскаяние, а за подвигом — блаженство. Мы есть то, чем себя ощущаем.
"До Нового года еще шесть часов, — отметил замполит, — а вы уже пьяные, как свиньи.
— Жизнь, товарищ лейтенант, обгоняет мечту, — сказал Фидель".