Сейчас я вам расскажу невероятную историю, произошедшую в Уфе
Отчасти она объясняет, почему я не люблю летать на самолётах и не оформляю себе загранпаспорт, хотя, наверное, уже пора. Эта история вряд ли случилась бы, продавайся в СССР одноразовые подгузники. Но памперсы придут в наш быт только через несколько лет, а пока — марля, пелёнки и обоссанные юбки мам.
Итак, 89 год. Конец лета. Мы гостили у бабушки в Октябрьском и вот вылетаем из уфимского аэропорта. Мы — это мама, я и три мои сестры, самой младшей из которых 8 месяцев. Багаж восьмимесячного ребенка занимает большую часть. Но мы ещё часа четыре ехали в Уфу на автобусе, потом несколько часов торчали в аэропорту; ползунки и подгузники постепенно перетекали из чистого пакета в грязный, пока в конце-концов не остались последние сухие штаны. И тут, к счастью, объявили посадку.
Я впервые увидела самолёт. Я впервые поднялась по трапу. Я тащила тяжёлый жёлтый чемодан. Я мечтала об иллюминаторе. И вдруг…
Отчасти из-за медленных детей и тяжёлых сумок мы доплелись почти последними. И остановились. Все места были заняты, в том числе наши.
— У меня девятнадцатое место, — сказала мама какой-то старушке, укутанной в платок.
— И у нас девятнадцатое, — сказал ее сосед, по-видимому, сын. — Это наши места.
Шестнадцатое, семнадцатое и восемнадцатое тоже были заняты. В креслах восседали солидные люди. У них были билеты. У них было законное право так восседать. Они с любопытством наблюдали, чем закончится эта история.
Стюардесса смотрела на билеты в недоумении.
— Ну, наверное, дважды продали, сказала она, — Наверное, перепутали…
— Как перепутали? — спросила мама. — И что мне теперь делать?
У неё был такой упавший, такой тихий, такой беспомощный голос. Никогда прежде я не слышала такой жалкой интонации. У меня в носу защипало, глаза взмокли, и я зарыдала. Я зарыдала, потому что мой иллюминатор улетал куда-то вдаль. Улетал без меня. Потому что я хотела домой. Потому что мне было жаль маму… Вслед за мной зарыдала моя сестра. Посмотрев на старших, зарыдала младшая пятилетка. А потом и мама заплакала. Не плакала только самая кроха, тараща голубые глаза. Мы рыдали так, что из кабины вышел пилот.
— Почему вы так плачете? — спросил он.
— Домой! Мы хотим домой! — хором закричали мы.
А мама начала объяснять:
— Понимаете, я эти билеты купила за две недели. Разве на завтра я смогу достать? Мы приехали издалека. У меня никого нет в этом городе. И у нас последние сухие ползунки…
Пилот подумал недолго. Кажется, он был высокого роста, хотя тогда мне все взрослые казались высокими. Кажется, ему было около 30 лет. Русые волосы. Белая рубашка. Доброе сердце.
Он сказал:
— Сейчас что нибудь придумаем. Долетим!
И отозвав в сторону стюардессу, что-то ей объяснил. Я стояла в проходе, люк был почти задраен, трап начал обратный ход, но вдруг на лётном поле появилась грузная фигура.
— Стойте! Стойте!
Крича и размахивая руками, к самолёту бежала полная женщина в униформе. На голове — химка. На химке — пилотка, на пилотке — значок Аэрофлота. Я никогда в жизни не видела фурию, по думаю, она должна выглядеть именно так.
— Стоять, — заорала она. — Выходите. По ошибке вам проданы билеты. Мест нет.
Я зарыдала. Потом зарыдала моя старшая сестра. Потом младшая. В общем, вокальный концерт повторился. Только история про последние сухие штаны на тётку не подействовала.
— Выходите! — повторила она железным голосом. — Не положено. Нарушение техники безопасности. А вдруг вы разобьётесь?
— Я их беру, — отрезал пилот.
— Вы нарушаете!
— Я их беру, — повторил пилот. — Я сам за всё отвечаю.
— Запрещено!
— Я беру их под свою ответственность…
— Ну, смотрите, я предупредила, — сказала тётка и исчезла за бортом.
Диалог небожителя с фурией закончился победой добра. Нас оставили в самолёте.
Мы сидели в проходе, на каких-то ящиках, без удобных спинок, без ремней безопасности, без подлокотников. Мимо скользили тонкие стюардессы в голубых платьях, улыбались ободряюще — они-то всю жизнь летали без ремней безопасности, уже привыкли и ничего не боялись. Кажется, маме предложили чай, но она отказалась: руки были заняты спящим ребёнком.
Полёт прошёл нормально. Сначала за иллюминатором лежала плотная вата, а потом засияло огромное жаркое солнце, и я поняла, что самолёт пересёк границу Узбекистана.
Спустя много лет, изучая историю терроризма в СССР, я случайно наткнулась на документальный фильм. Там рассказывалось о событиях 86 года, когда дезертиры попытались угнать из Уфы пассажирский самолёт. Это была жуткая история с запуганными заложниками, убитыми милиционерами, наркотиками и штурмом самолёта. Так вот, грузная женщина, желавшая спустить нас с самолёта, — авиадиспетчер, которая осталась в моей памяти воплощением зла и бездушия, эта женщина была среди тех, кто вёл переговоры с террористами. Выдержка этой женщины, действительно, оказалась железной…
Я узнала её по голосу, тучной комплекции и фирменной химке на голове.
21 августа 2020 Максим Дементьев Проишествия Разное
Источник: https://www.facebook.com/olesaumerova/posts/849194795613411
