Не спится. Сегодня ехали в машине, обращение Путина слушали по радио, знаете, оказывается, если слушать не видя изображения, обертона речи гораздо заметнее. Мысли были такие. Почему он разговаривает таким тоном, как с детьми, убаюкивающе-успокаивающим,
Примерно к середине речи, наблюдая за машинами, полями и лесами за окном я вдруг поймала себя на странном чувстве беспокойства, странном, но таком, которое уже было. Источник его я сразу не разобрала. Увещевательный Путин схватился с моим внутренним Станиславским, последний неистовал, и захотел проявления своего «Не верю» в публичном пространстве. Рука потянулась к айфону, «Не верю» ответила я на вопрос фейсбука «О чем я думаю», продолжила парочкой хэштэгов про обращение, и …стерла. И вот это мое действие напугало меня больше Путина, больше Станиславского, и их понятийной битвы. Самоцензура, вот что было в этом нажатии на большую среднюю кнопку посередине телефона. Это ж когда такое было, чтобы на очевидную глупость, бесчеловечность, несправедливость я вдруг нажимала кнопку исходного меню? Я провела в этих мыслях несколько часов, пытаясь заодно найти источник того ощущения глобального трындеца, которое посетило меня. Уже вечером, не читая лент и аналитик, погрузившись в ванну с гелем для райского пляжного отдыха меня вдруг осенило: 1991 год!
Представьте, поздний вечер на маленькой кухне обычной кооперативной квартиры на улице Уфимской в башкирском Салавате, папа-радиолюбитель как всегда что-то паяет, я, шестилетняя, сижу рядом, строя домики из катушек трансформаторов, и тут дверь в кухню открывается и заходит мама в белой сорочке, и говорит только одну фразу: «Советский Союз распался!». И по ее тону и взгляду, я шестилетняя понимаю, что произошло что-то очень страшное, что-то трагическое, что именно я, конечно, тогда не понимала, но вот это ощущение безысходного трагизма я словила очень четко. Больше никаких образов из раннего детства у меня подобных нет. И вот сегодня. Вроде максимально мягкая увещевательная речь, а чувство прям как тогда.
Я думаю, что же делать. Может это основа человеческой природы: жажда наживы, ложь, двойные стандарты, наплевательское отношение к тем, кто обладает чуть меньшим, в социальном плане, ресурсом, я пытаюсь вспомнить периоды человеческой истории, когда было не так, когда человечество и наша страна, в частности, были максимально близки к понятию справедливость и…не могу. Кажется, что вот так было всегда, одни угнетали других, предавали, чего ж далеко ходить, все помнят, что случилось с Человеком, которых хотел спасти людей. Но мне совсем не хочется, чтобы такое положение вещей было и впредь. Когда на очевидную несправедливость все молчат, когда в глаза говорится одно, за глаза — другое. Я тут сегодня много чего повспоминала и про протяжное «Ну ты же понимаааешь», «Все ж решено, согласовано, проплачено, договорено». Я не знаю, почему судьба каждый раз закидывает меня в ситуации, когда я вижу подноготные решений, проектов, людей. Точнее ДЛЯ ЧЕГО так происходит. Я же вот во Всероссийской Школе блогеров хочу чтобы люди были лидерами мнений, а значит, как минимум, это мнение у каждого должно быть.
Я еще вспомнила историю 2007 года, ГТРК «Оренбург», Павел Рыков, я работала в новостях, поехала на съемки селькохозяйственной ярмарки, она была хороша, приехала в редакцию, а мне говорят, делай сюжет, что все плохо, надо «мочить губера». «Но ведь там все было хорошо!», — сказала честная 22-летняя я, «Как можно врать?!». Я не соврала,сюжет для эфира сделал другой человек, я специально говорю, человек, а не журналист. Через несколько месяцев на место руководителя блока спортивного вещания пришел другой человек, меня вызвали в кадры и сказали писать заявление, я сказала, что не буду, пока не поговорю с генеральным, с Павлом Рыковым. Он меня не принял. Жизнь с ним поступила зеркально спустя буквально несколько лет. Теперь уже не приняли его, притом не принимали никуда. Он по-прежнему шлет мне приветы через бывших однокурсников-журналистов,
Фото с журфака. Кадров обращения сегодняшнего постить не хочется, смотрите лучше на меня и на Андрея Ивлева.