Злободневные картины из Уфимской жизни

Уфимский поэт-сатирик начала XX века Николай Иванович Толмачев (Железняк).
Злободневные картины из Уфимской жизни.

Продолжаю серию публикаций в еженедельнике «Истоки» для Антологии русской поэзии Башкортостана XIX — начала XX веков.

«…Канавы созидаются на улицах у нас, на дно их низвергаются прохожие подчас»
сатирические стихотворения Николая Ивановича Толмачева (Железняка)

В статьях екатеринбургского писателя, историка уральской поэзии Владимира Николаевича Голдина, упоминается уфимский быто-поэт и журналист Н.Железняк, в 1901-1903, присылавший свои стихотворения «Железнодорожный олимп», «Уфимские картинки» и другие в издававшуюся с 1896 года в Екатеринбурге газету «Урал». Печатался Железняк и в оренбургских газетах, в 1903 году в Уфе он издал сборник стихотворений. В уфимских библиотека найти его не удалось. Уфимский историк, доктор наук Михаил Игоревич Роднов, этой весной, работая в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге, обнаружил там единственный экземпляр этой небольшого формата книжечки. На обложке читаем: Злободневныя картины из провинциальной жизни. Соч. Н.И. Толмачева (Железняка). Сборник стихотворений. Уфа. Типография В.В.Михайлова. 1903. В ней 25, в основном сатирических, стихотворений, интересных в первую очередь «уфацентризмом». В стихотворениях, не только описываются реалии губернского города, но названы конкретно: «Уфа», «уфимцы», «уфимский».
Издание этой книжки, скорее всего, было вызовом автора городским властям и высшему городскому обществу, а издана была на частные средства. В конце сборника на двух страницах помещены 12 реклам: уфимских магазинов и торговых домов, технической конторы инженера В.Н.Коншина, номеров «Сибирское подворье П.В.Вавилова». Любопытно, что, не смотря на критику в духе: «Мы электрического свету не видим часто по ночам… А почему? На справку эту пускай ответит Коншин нам», владелец первой уфимской электростанции В.Н.Коншин дал часть средств на издание.
Почему это был вызов? В конце XIX – начале XX века в Уфе издавалась только одна, и причем сугубо официальная газета -«Уфимские губернские ведомости». При редакторе Н.А.Гурвиче (в 1865-1897) в ней было напечатано много интересных краеведческих экономико-статистических исследований, но литературных публикаций местных авторов практически не было. Консервативный и осторожный редактор явно не любил художественную литературу. Не было в газете и критических стаей, а уж тем более стихотворной сатиры. Небольшие сдвиги начались только в начале XX века с приходом других редакторов. Но задиристые уфимские авторы вроде Н.И.Толмачева (Железняка) вынуждены были посылать материалы об уфимских недостатках, упущениях и нерадениях в бойкие либеральные газеты соседних городов: в Екатеринбург, Оренбург, Самару, где их с удовольствием печатали (критику подписчики, и в те времена, раскупали более охотно).
Биографических сведений об уфимском сатирике начала XX века удалось найти немного. В Национальном архиве Республики Башкортостан хранится картотека, которую многие годы составляли известные уфимские краеведы, супруги Гудковы. В ней на Толмачева две карточки со следующей информацией:
31 января 1901 года Толмачев Николай Иванович, дворянин, поручитель жениха, сына дворянина Гусева Григория Александровича.
Никольская церковь (Ф. И-294. Оп. 2. Д. 48. ЛЛ. 65 об, 66);
Толмачев дворянин, приговорен к 3 месяцам тюрьмы за клевету на Киндякова. УГВ. 26 февраля 1903.
То, что Н.И.Толмачев за свою критику подвергался тюремному заключению (возможно и не раз), он упоминает и в своих стихотворениях. А подполковник Павел Евграфович Киндяков был в Уфе известной и влиятельной личностью, — управляющим Уфимской заводской конюшней, Главного управления государственного Коннозаводства, находившихся на территории современного Центрального рынка, членом различных обществ и организатором спортивных соревнований. О нем Николай Толмачев упоминает в стихотворении «Перлы уфимской жизни»: «…Театром атлетическим Киндяков завладел, юпитером сценическим он сделаться хотел».
О других фактах своей биографии Толмачев, так же упоминает в стихах. По всей видимости, первоначально, он служил на железной дороге (отсюда и его псевдоним «Железняк»). В НА РБ в Метрической книге Никольской железнодорожной, вокзальной церкви, мне удалось обнаружить метрическую запись: 24 января 1899 года был крещен мальчик Яков – сын потомственного дворянина Николая Ивановича Толмачева и его законной жены Наталии Яковлевны. По видимому, за «неудобность» с железной дороги он был уволен, уехал из Уфы в Екатеринбург где работал репортером в редакции газеты «Урал», но после ее закрытия был вынужден служить на железной дороге простым кондуктором. Писал Николай Толмачев не только сатиру. Во время Русско-японской войны в февральском номере «Уфимских губернских ведомостей» он опубликовал большое патриотическое стихотворение «В горах Урала».
В различных уральских периодических изданиях Толмачев печатался, по крайней мере, до 1918 года. В газете «Уфимская жизнь» от 29 июля (11 августа, по новому стилю) 1918 года, во время, когда город и губерния были заняты белыми, было опубликовано стихотворение прапорщика Толмачева (Н. Железняка) «Спящий богатырь», с призывами русскому богатырю подняться на защиту погибающей родины. Понимал ли он тогда, насколько мелкими были все те уфимские неблагоустройства и жизненные несправедливости, с которыми он так запальчиво боролся еще несколько лет назад? И то, что он был среди тех, кто (из благих намерений) раздувал этот пожар. Дальнейшая судьба Николая Ивановича Толмачева не известна.

Стихотворения Николая Ивановича Толмачева из сборника «Злободневныя картины из провинциальной жизни», изданного в Уфе в 1903 году.

Песня неудачника

Жизнь моя лишений
Лишь одних полна,
Мало утешений
Мне дает она.

Все берется с бою,
Что не пожелать.
Ласки и покою
Не от кого ждать.

Часто проклинаешь
Мачеху-судьбу;
Всюду замечаешь
Страшную борьбу.

Силы расточая
Жизненныя в ней,
Тщетно ожидаю
Новых, лучших дней.

Вечная тревога
Душу тяготит,
Только вера в Бога
Держит и крепит.

Силуэты

I.
Два враждебные отряда
Стройно фронтом выступают,
Загудела канонада,
Бой смертельный закипает.

И по данному им знаку
Все с оружьем обнаженным
Дружно кинулись в атаку
С криком: «Горе побежденным!».

Войско варваров разбито.
Торжествует победитель
Сила сильному – защита
И надежный покровитель.

II.
Жил в селе мужик богатый
Не в ладах с соседом бедным.
Был последний простоватый,
Первый был сутягой вредным

Оттягал он у бедняги
Клок земли без разсуждений,
Видно, мало было скряге
Всех его землевладений.

Тяжба то же, что сраженье,
И невинно осужденным
Остается в заключенье
Молвить: «Горе побежденным!».

III.
Мелкий служащий в газету
Помещал статейки смело,
А потом за слабость эту
Был уволен. И за дело!

Восставать за правду гласно
Значит плыть против теченья,
Что весьма не безопасно
Да и трудно, без сомненья.

Кто открыто стать желает
Публицистом убежденным,
Пусть почаще вспоминает
Фразу: «Горе побежденным!».

Правда

На свете всегда и везде, повсеместно
За правду и бью и бранят.
Кто служит царю и отечеству честно,
Тех часто позором клеймят.

За правду Илья удалился в пустыню
И жил на речном берегу.
За правду гоненья мы видим и ныне
Почти что на каждом шагу.

За правду страдает печатное слово;
Штрафуют газетных писак,
Но это все, право, избито, не ново,
Ведется уж изстари так.

Скажите же, скоро ль настанет на свете
Блаженное время, когда
За матушку-правду гонения эти
Исчезнут у нас навсегда?

Аркадский принц

I.
Когда я был Аркадским* принцем,
Дома исправно страховал,
А нынче летом без стесненья
Свои строенья поджигал.
Соседи бедные горели,
Я причинил им много зла,
Зато достиг заветной цели
И ликвидировал дела.

II.
Когда я принцем был, конечно,
В Уфе кумыс башкирский пил;
Живя спокойно и безпечно,
Брюшко большое отрастил.
Служил в ремесленной управе,
Растратой сделал кутерьму…
И был за то в почете, в славе
И не попал еще в тюрьму.

III.
Всегда широко и привольно
Мне в здешнем городе жилось,
Но, поистратившись довольно,
В ломбард отправится пришлось.
За золотыя вещи дали
Там ссуду в несколько грошей;
Но вдруг ломбард обворовали,
И я остался без вещей.

IV.
Когда я принцем был аркадским,
Любил всегда почет и честь,
А похожденьям залихватским
Конца не знал я, их не счесть.
В театре зимнем раз публично
Я плюху зрителю влепил.
Хоть драться очень неприлично,
Но я тогда ведь принцем был.

V.
Когда в Уфу для представлений,
Я, Ванька-Стикс, сюда попал,
То нежелательных явлений
Повсюду массу увидал:
Мы электрического свету
Не видим часто по ночам…
А почему? На справку эту
Пускай ответит Коншин нам.

VI.
Однажды доктор пациентку
Микстурой чудной угостил;
Об этом казусе заметку
В газету тот час я пустил.
В газете этой, без сомненья,
Я правду-истину сказал,
И что же вышло в заключенье?
За клевету под суд попал!

VII.
Аркадским принцем был когда я,
То по России разъезжал.
Газеты многия читая,
Я полюбить успел «Урал».
Скажу уфимцам для прощанья:
Последний мой куплет иссяк.
Не оставляйте без вниманья
Того, что пишет Железняк.

__________________
*Аркадия — поэтический образ страны счастливой жизни, где на лоне природы живут счастливые и беспечные люди (прим. составителя).

Лето

Дождик льет без перерыва,
Тучки по небу идут,
А уфимцы терпеливо
Теплых дней и ведра* ждут.
Ждут, но все же то и дело
Ропот слышится глухой:
Непогода надоела,
Все бранят ее порой.

Голодранец у забора
Притаился и дрожит,
Всем прохожим без разбора
Он печально говорит:
«На ночлег деньжонок нету,
С перепою больно грудь;
Было б сухо, до рассвету
Пролежал бы где ни будь».

И пыхтя, и громыхая,
Поезд медленно ползет,
А кондуктор, засыпая,
Песню старую поет:
«Дни и ночи пропадаешь
На площадке тормозной,
Мочит дождик, голодаешь,
Или терпишь страшный зной.

Но с лишеньями сызмальства
Я и так уже знаком.
Снисхожденья ж от начальства
Нет решительно ни в чем.
Щедро делают удержки
От копейки трудовой,
А случись беда – поддержки
Не окажут никакой.

Нынче летом выдавали
Нам одежду, а плащей
Гуттаперчевых** не дали –
Значит, мокни от дождей».

Чтоб на плащ необходимый
Заработать без хлопот,
Кондуктор, судьбой гонимый,
Зайцев в поезде везет.

____________
* Ведро – ясная, солнечная погода
** Гуттаперчевых — прорезиненных (прим. составителя).

* * *
В озерах грязи обыватели тонут
В ненастные летние дни.
По пояс завязнув, ругаются, стонут
По адресу думы они.

Проснитесь, отцы – городские правилы,
От спячки своей вековой!
По улицам темным блуждают громилы
И грабят прохожих порой.

Приезжие франты в картишки играют,
Под час задавая пиры;
По клубам они простаков обирают
Во время азартной игры.

В ремесленном доме растраты ведутся
(Не мало свершилося их);
Но скоро за это под суд попадутся
Любители денег чужих.

Перлы уфимской жизни
(сезонные мотивы)

Жара минула жгучая
С засухой на полях,
Проснулась жизнь кипучая
В медвежьих уголках.

Морозы начинаются
Осеннею порой,
По клубам забавляются
Картежную игрой.

Театром атлетическим
Киндяков завладел,
Юпитером сценическим
Он сделаться хотел.

Взглянув на представления,
Какие нам дадут,
Оценим без сомнения
Артистов славный труд.

Канавы созидаются
На улицах у нас,
На дно их низвергаются
Прохожие подчас.

А в самую глубокую,
На площади Шепной,
С кобылой кривобокою
Упал городовой.
Чугунка* преступленьями
Скандальными полна.
Разбоями, крушеньями
Прославлена она

Однажды ночью темною
Лупили наугад
Дубиною огромною
Нарядчика бригад.

Другого рода мщение
Известно стало нам:
Начальству в помещении
Бьют окна по ночам.

Скандалы превеликие
Везде у нас творят,
И нравы полудикие
В Башкирии царят.

_____________
* Щепная (Тюремная ) площадь располагалась в районе пересечения современных улиц Достоевского и Аксакова.
** Чугунка – железная дорога (прим. составителя).

Осенния картинки

Листья с деревьев на землю летят,
Солнце не светит, не греет,
Ночью нигде фонари не горят,
В воздухе осенью веет.

С ярмарки едут не спешно купцы,
Жиром их лица заплыли.
Нашего града родные отцы
В думу дорогу забыли.

Дождик холодный все время идет,
Скоро наступят морозы;
Поезд груженый по рельсам ползет,
Громко пыхтят паровозы.

Стрелку проехали. Станция спит.
Следует вдруг столкновенье.
Куча разбитых вагонов лежит,
Паника, крики, смятенье.

Грозное было дознанье потом;
Долго велось безупречно:
Стрелочник признан виновным во всем,
Правым – начальник, конечно.

Так на чугунке решают дела
Все от велика до мала.
Много неправды, крамолы и зла
В горных трущобах Урала.

Зима

Белый снег пеленой разстилается,
Всюду видишь сугробы одни.
Маскарадный сезон приближается,
Наступают веселые дни.

Началися морозы трескучие,
Реки стали в своих берегах.
Происходят несчастные случаи
То и дело в медвежьих углах.

Воют волки нещадно от голоду,
По берлогам медведи лежат.
В поездах кондукторы от холоду
Без казенных тулупов дрожат.

Заправилы дороги безбожные
Подчиненных и давят и жмут,
Отменили оклады сапожные
И квартирных уже не дают.

Посему безпрестанно случается,
Что, проехавши свой перегон,
Кондуктор через люк забирается
За поживой в груженый вагон.

Буран

Завывает буран,
Снег набило в окне,
И поет ураган
Песни скорбныя мне.

Не мерцает нигде
Электрический свет;
Город мглою везде
Непроглядной одет.

Вьюга злая, как зверь,
И ревет и свистит.
Счастлив тот, кто теперь
В теплой хате сидит.

У плотины есть дом,
Где ночлеги дают.
Бедняки в доме том
Получают приют.

Душно, сумрачно там,
Грязь повсюду, навоз,
А людей по утрам
Гонят все на мороз:

«Эй, вставай, голяки!
Полно дрыхнуть, лежать!».
И идут бедняки,
Чтобы зябнуть, дрожать.

Не смолкает буран,
Снег хлопками идет;
Обыватель чепан
Со стены достает.

В клуб спешит он идти,
Чтобы время убить,
Развлеченье найти
И тоску позабыть.

Вместо зрелищ игра
Привилась в клубе том,
И сидят шуллера
За картежным столом.

Летом был недород,
Хлеба Бог не родил.
На чугунку народ
Не спроста повалил.

Но, увы, там нигде
Дела нет; верь не верь.
Арестантов везде
Понабрали теперь*.

Видно только тюрьма
Ценз рабочий дарит.
Произвол, кутерьма
На чугунке царит.

Поезда с рельс летят
От сугробов зимой,
И в заносах сидят
Пассажиры порой.

Инженерам доход
От порядков таких,
И чем больше расход,
Тем приятней для них.

Ураган не затих
Над уснувшей Уфой,
Я картин бытовых
Много зрю пред собой.

Я за ними слежу,
Что бы снять на экран,
А затем покажу,
Лишь утихнет буран.

_____________
* Администрация уфимской тюрьмы (как и повсеместно), активно использовала труд заключенных для различных городских работ. Но труд этот оплачивался, часть средств использовалась для внутрихозяйственных целей, часть выдавалась заключенным (прим. составителя).

Пожарные мотивы

По Руси святой гуляет
Всюду красный петушок.
И частенько посещает
Наш медвежий уголок.
Пахнет гарью от строений,
Погоревших невзначай,
Нежелательных явлений
Непочатый виден край

С застрахованным товаром
Лавки целыя горят.
Дышит пламенем и жаром
Этих лавок длинный ряд.

Обывателям известный,
Он судился много раз
То горят его строенья,
То страхованный товар,
То в тяжелом преступленьи
Обвиняет мал и стар.
Всем ворам он был приятель,
Хлам скупал со всех сторон
И под кличкой «поджигатель»
Был везде известен он.
Разложив в сарае смело
Стог пеньки при входе в сад,
Совершил он злое дело,
Запаливши этот склад.
Но имущество сначала
Наш герой застраховал,
Ветром пламя раздувало
Целый выгорел квартал.

Баню старую для сноски
Предназначил бюрократ,
Заготовил бревна, доски,
Страховал ее стократ.
«Не стоять же бане вечно!»
Так хозяин разсуждал,
Запалил ее, конечно,
А потом… под суд попал.

О пожарах то и дело
Слышишь толки, господа.
За собором погорела
Нынче летом слобода*
И, конечно, пострадали
Бедняки больше других,
Что дома не страховали
Выше стоимости их.

_________________
* Архиерейская слобода, Архиерейка (прим. составителя).

Ревизор

На вокзале движенье и шум:
Провожают в отъезд ревизора.
Ростом мал он, не чесан, угрюм,
Не боялся огласки, позора.
Подчиненных своих увольнял
Он за то, что в газетах писали.
Ненавидел наш орган «Урал»,
В коем часто его обличали.
Был старик не по росту лукав
На дознаньях в своем кабинете:
Кто виновен, тот делался прав,
Кто невинен – считался в ответе.
Коротая так долгий свой век,
Он для всех почитался примером,
На чугунке такой человек
Просто клад господам инженерам.
И они не забыли его:
Наградили большим повышеньем…
Проводив старика своего,
Все вздыхают теперь с облегченьем.

Мечты

Когда б начальником движенья
Из репортеров я бы стал,
Тогда приняв бразды правленья,
Реформы смело водворял.

Авантюристы, прожектенры
Исчезли б всюду без следа.
А самодуры ревизоры
Остепенились бы тогда.

Я запретил бы против правил
Творить обычный самосуд
И уважать себя заставил
За правду, честность и за труд.

Имея власть такую, я бы
Хищенья живо прекратил
И от Самары до Челябы
Порядок всюду водворил.

25 мая 2018 Культура
Источник: https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=9248215810...

Еще новости