Сегодня папа рассказывает про госборьбу с пьянством, приведшую к невиданных масштабов всесоюзному самогоноварению

У меня тут для вас новая история из цикла #мемуарылюбителя. Сегодня папа рассказывает про госборьбу с пьянством, приведшую к невиданных масштабов всесоюзному самогоноварению, про брагу «Привет», про лабораторные холодильники и, самое интересное, про то, как в Уфе начиналось возрождение удивительного русского напитка «Полугар» (привет, Борис Родионов и ко!).

***** Пьянке— бой посуды *****

Когда у тебя получается что-то плоховато или не получается вообще— начинай бороться с пьянством! Номер беспроигрышный. Все «за», хотя пьют тоже все. Результат никто не проверяет, так как все понимают, что его не может быть в принципе.

Да я по себе знаю. Придя в редакцию заводской газеты в понедельник, и найдя окружающий мир мерзким и отвратительным, я шел к народу. В цеха. Где отлавливал завязавшего или не очень индивида, изучал его тяжелую жизнь. И на его примере ваял гневную, подчеркну— искреннюю статью— интервью— очерк, пронизанную подлинной болью за человечество, пораженное страшным недугом, и неподдельной ненавистью к зеленому змею, безжалостно пожирающему, в общем-то, хороших и внутре положительных людей. Им бы избавиться от губительного порока, они бы зажили славно и на зависть всем окружающим.

А надежными костылями им в этом должны послужить товарищи по работе, свободные от смертельного греха винопития. Эти граждане упоминались без фамилий, адресов, явок. Потому что неоткуда им было взяться— фамилиям.Как сейчас помню очерк о завязавшем слесаре—сборщике цеха наиболее сложной электроники в репертуаре нашего агрегатного объединения, увлекшимся чеканкой по меди. Очерк так и назывался— «Сменим пьянку на чеканку!». И даже занял призовое место на республиканском конкурсе борьбы журналистов с этим самым злом.

Видать, не я один по понедельникам страдал тяжким синдромом борьбы с алкоголизмом. А что— всяко лучше, чем похмеляться!

Получалось, кстати, неплохо. Потому что было пронизано подлинным знанием предмета, его сокровенных тайн!— так говорила моя коллега Нина Александровна Жиленко.

Я это к чему?! Потрясенно наблюдая в 1986—1987 году всеобщую борьбу с пьянством, его причинами и последствиями, я был твердо уверен, что развязали всю эту историю товарищи, крепко принявшие накануне на грудь и другие части тела. Тем более, что одутловатая морда лица будущего гробовщика СССР и пройдошистая физия с огромными мешками под глазами гражданина Яковлева работали на эту версию.

Для начала эти мыслители быстренько вырубили виноградники, переквалифицировали пивзаводы на «Буратины» и «Тархуны», а потом стали громко возмущаться тем, что сахар исчез. А как ему не исчезнуть, если гнать стали, без преувеличения в каждом доме.

Первый звоночек прозвучал в исполнении одного из моих самых близких друзей. Кстати, на протяжении последних (охохонюшки, грехи наши тяжкие!) ПЯТИДЕСЯТИ лет. Боря Родионов позвонил мне, в этот момент уже главному снабженцу агрегатного объединения, и спросил: «У тебя лабораторные холодильники есть?». Как сын химика—нефтепереработчика я совершенно случайно знал— что это такое и как это выглядит. Видел во время знакомства со складским хозяйством совершенно ошеломительную груду этих стеклянных устройств высотой метра в четыре.

Боря был в этот момент главным инженером СКТБ Тантал УАИ, и его просьба у меня удивления не вызвала. Мало ли— может какую танталовую эссенцию гнать будут для вящей славы советского ракетосамолетостроения.

А сколько тебе надо?— ожидая услышать о сотнях, а может о тысячах штук?
— Митя! Мне бы парочку! Мы тут аппарат проектируем, потом делать будем— так вот на это время перебиться.

Помог, естественно.

Кстати, через пару месяцев снова попал на склад, где хранилась лабораторная посуда. Груда не груда, а штук десять холодильников сиротливо в ящике лежало. Т.е., в народ ушло чисто на взгляд не менее 4, а то и 5 тысяч холодильников.

Но кражи народного имущества не было. Холодильники эти на складском учете не числились и были списаны, начиная с осени 1941 по конец восьмидесятых. Как это получилось, объяснять придется долго. Примите это просто, как особенность советского оборонного ценообразования.

Конечно, хотя гнали этанолосодержащие самоделки практически все, но гнали очень по-разному.

Большинство незатейливо смешивало сахар или сахаросодержащие продукты (особенно популярны в этом плане были самые дешевые леденцы— карамельки— подушечки, что учитывая очень разнообразные ароматизаторы и вкусовые добавки давало подчас самые неожиданные результаты) с дрожжами и водой. Перебраживало. Получало «привет Горбачеву» (на горло емкости с брагой прособачивали резиновую перчатку, которая вставала растопыренной пятерней в момент готовности сырьевой основы самогона). Однажды, я увидел настоящий лес рук— моя приятель готовился к свадьбы сестры и поставил в садовом чулане бродить—ходить около 100(!) трехлитровых емкостей.

Далее в дело вступали самые разные агрегаты— от лабораторных дистилляторов до творений сумрачных гениев российского левшизма. У нас на агрегатном особо ценились аппараты, изготовленные в цехе главного механика. В результате поверхностной проверки, выяснилось, что этот цех за полгода потребил 100 процентов нержавеющих трубок малых диаметров и около двух третей выделенного объединению на весь год тонкого нержавеющего листа. Пришлось встретиться с начальником цеха и серьезно предупредить, чтоб «шили из материала заказчика». Забавно было видеть требования сантехнического цеха или, скажем, цеха связи, или бюро технической эстетики на пищевую листовую нержавейку или тонкую нержавеющую цельнотянутую (а слово-то какое точное!) трубу.

Колоссальное количество народу пускало в дело всю полученную продукцию. Сивушные масла и «хвосты» перегона, переполненные всякой ароматикой, тяжко били по печени и другим беззащитным частям тела. И бессмертная фраза Златоуста новой России В.С. Черномырдина «Хотели как лучше, а получилось— как всегда» очень точно описывает создавшуюся ситуацию.

Когда что-то делают миллионы, бесполезно бороться полицейскими методами! Тем более, это «что-то» делало и абсолютное большинство правоохранителей. Что собственно и послужило причиной тихой, без огласки сворачивания антиалкогольного безумства практически через два года после его разворачивания. Правда, под шумок, вместе с выпивкой покончали и закуску! Но это, как говорит майор Томин: «Совсем другая история!». Печальная, честно говоря, до слез.

Подход наиболее изощрённых и мыслящих отличался кардинально. Тот же Боря Родионов не только жестко, с контролем плотности вытекающей продукции, отсекал «головку» и «хвосты» при перегонке. Но и не ограничивался сахаром— в ход шли плоды щедрой Башкирской земли, благо жил он тогда на Ленина, 72– до центрального рынка меньше километра. Не брезговал ароматическими травами и другой продукцией фитоаптеки, должное внимание уделял и всякого рода специям.

Большие труды всегда приносят большие результаты. «Родионовка» на наших общих собраниях, которые регулярно проходили на втором этаже дома начальника тюрьмы на улице имени каторжанина Достоевского (до революции— Тюремной) регулярно и основательно была на пьедестале. Свидетельствую как системный потребитель.

Но интересно продолжение этой истории. Даже когда СССР, благодаря усилиям алкоголеборцов, квакнул, и в новую Россию полноводной рекой хлынули Рояли, Распути́ны, изобра́женные трижды, и прочая лабуда, Боря не стал пить эти суррогаты, а продолжал упорно гнать. Одновременно, будучи учёным по самому своему естеству и системным упрямцем по характеру, провёл невероятную (и это точное определение) по объему и масштабу работу, изыскивая описания технологий и аппаратуры по изготовлению настоящей русской водки. Которые пили наши предки двести-триста лет тому назад.

И таки изыскал! Увлечение переросло в серьезное производство, где он с сыновьями (так и написано на этикетках его продукции) гонит (дистиллирует) уже много-много лет для всего мира, но прежде всего— для России, удивительный напиток «Полугар».

Но повторим за майором Томиным— это уже совсем другая история. И, по доброму совету Скарлет О’Хары, расскажем ее в каком-то из завтр.