С помощью дотошного историка из Уфы история материнской линии восстанавливается до середины 19 века

Мой любимый поэт Борис Херсонский любит постить свои семейные ретро-фотографии. В подражание подумал, что и мне есть, что поставить в этом своем последнем в ФБ посте.

С помощью дотошного историка из Уфы Mikhail Ergin история материнской линии восстанавливается до середины 19 века. Пра- прадед был кантонист, умерший в 1857 г от туберкулеза. Воображение представляет, что в том эпизоде из «Былого и Дум», где Герцен по дороге из Вятки во Владимир встречает команду еврейских мальчиков-кантонистов, мог быть и мой предок.

Его сын, Дмитрий Берштейн, жил в Уфе и там неплохо преуспел. Главным его активом была кондитерская фабрика — которая стоит и работает поныне (кушайте ворованные конфеты, сцуки). Были еще торговые ряды, то бишь ТЦ (который также стоит и сегодня, но тоже не отдадут).

ДБ преуспел и в политике, был гласным (спикером) городской Думы. С этим связан забавный «коррупционный» скандал. Когда в Уфе прокладывали линию первого трамвая, то ДБ настоял, чтобы остановка трамвая была прямо напротив его дома — так было удобнее ездить на заседания в Думу (коррупция версии 1907 г; нам смешно).

На первом фото моя прабабушка Анна Берштейн. Она была большой снобкой и каждую зиму проводила в Ницце (пожалуй, все, что я про нее знаю).

Ее дочь Ирина — моя бабушка — вышла замуж в 1919 г за Андрея Некрасова. Дед происходил из богатой семьи старообрядцев, также занимавшихся бизнесом – но лесопромышленным. На фото они вместе на свадьбе брата Андрея Дмитрия в 1918 г. (прелестные штиблеты).

Дмитрий служил офицером у Колчака (и никто не понимает, как его не расстреляли, хотя и не исключено — там темные пятна, но до 1928 г. он точно был жив).

Сестре бабушки Нине не повезло — она была слишком красива, чтобы стать счастливой. Сначала она слету выскочила за колчаковского офицера, исчезнувшего в лету. Потом вышла замуж за поляка и уехала с ним в Лодзь. Я помню красивые польские открытки, хранившиеся дома. Почти наверняка Нина погибла в Холокост — после войны никто красивых открыток уже не присылал.

В ее честь мою маму тоже назвали Ниной.
Родилась она в Бийске — чего я долго не мог понять, пока не узнал, что в Алтайском крае была крепкая община старообрядцев, которые, видимо, и прятали семью «буржуев», сбежавших от красных, до 1921 года. Сразу представляется картина из «Доктора Живаго»: холодный домишко, стекла, запорошенные инеем, молодая беременная жена….

Бабушка Ирина умерла от туберкулеза в 1942 году (легкие — наш семейный бич: от этого умер прадедушка, болела мама, туберкулезом переболел и я в тюрьме). С ее смертью связана одна история, почти притча.

В городе есть было нечего, мама с бабушкой жили в деревне на Волге. Хотя бабушка уже почти ничего и не ела: через день мама готовила ей то один «беляшик», то один «пельмешек». Бабушка любила «беляшик» и не любила «пельмешек». Как-то утром она попросила: «Нина, сделай мне сегодня беляшик». Мама возразила, что «беляшик» был вчера, и она сделает его завтра. «Завтра» не наступило — в тот день бабушка умерла.

Эту историю я слышал с детства много раз — и ничего не понял. В итоге имею целую коллекцию своих «беляшиков», которые не получили родители.

Семья переехала в Самару где-то в конце 1920х. Дедушка скромно писал в анкетах в графе «происхождение» «Из служащих» и скромно работал экономистом. По понятным причинам советскому государству он не доверял и хранил деньги дома. Государство отвечало ему тем же и периодически грабило в ходе «денежных реформ». (В этом у нас с Андреем Некрасовым идет соревнование: кто чаще потеряет состояние, и кто больше. Пока лидирует он, что меня немного успокаивает.) Тем не менее, когда папа покупал свою первую машину — только что появившийся горбатый Запорожец — половину требуемой суммы в 4 тыс. руб ему одолжил дед.

Дедушка умер от любви. Прожив половину жизни вдовцом, за 60 лет он решил жениться и выбрал совершенно неподходящий вариант. Я был еще ребенком, но помню, что это была довольно грубая и неприятная женщина. За 3 года она устроила дедушке три инфаркта, от последнего он умер. (Здесь тоже что-то подсказывает, что и я двигаюсь в этом направлении.)

Мама училась после войны в Ленинграде, сыграла несколько эпизодов у Герасимова в кино, преподавала английский в школе и работала просто на заводе (там больше платили). Вернувшись после очередного рецидива туберкулеза в Самару, мама познакомилась с папой (приехавшим из Москвы после защиты на юрфаке МГУ), там родился и я. Но это уже другая история.

Прабабушка Анна Александровна

Бабушка Ирина в детстве

Бабушка Ирина

Сестры Ирина и Нина

Андрей и Ирина в 1918 году на свадьбе брата Андрея Дмитрия. При Колчаке.

Дедушка Андрей в 1918 г. То ли гимназистом, то ли уже студентом МГУ (каким-то образом он смог там проучиться год)

Бабушка незадолго до смерти с собачкой Дэйзи. В движениях пальцев уже заметна приближающаяся смерть. Левая почти беспомощна. Движения правой ближе к судороге.
Собачка все понимет и в страхе.
Бабушка тоже понимет. Сжатые губы — как перед прыжком в холодную воду. Глаза смотрят не в объектив, а сквозь

Кондитерская фабрика Берштейна сегодня. (с) Ильи Варламова (он очень не любит, когда постят его фото, но надеюсь, сделает исключение. Копирайт на фабрику все-таки мой)