Уфимское окружение Давида Бурлюка: 1915–1918 годы. Часть I
Давид Бурлюк, как настоящий кочевник,
раскидывал шатёр, кажется, под всеми небами…
(Алексей Кручёных)
Давид Давидович Бурлюк (1882–1967) – талантливый рус-ский художник, литератор, издатель, критик, журналист, теоретик и новатор искусства, организатор многих значительных творческих проектов, человек бурлящего таланта, и столь же бурлящей энергии, с лета 1915-го до осени 1918 г. жил в Уфимской губернии. В этот период в творчестве Бурлюка был одним из самых ярких и творчески активных, в одном из писем осенью 1916 года он сообщал: «…писал — пишу страшно, с утра до вечера». В Башкирии художник написал более 300 картин, неоднократно выезжал в Петроград, Москву, а также в Самару и Симбирск, где участвовал в футуристических выставках, литературных и художественных вечерах, издательских проектах. В 1916 г. он становится членом Уфимского художественного кружка, экспонирует свои картины на трёх выставках, организованных этим кружком. Осенью 1918 г. вместе с семьёй Давид Бурлюк покинул Уфимскую губернию, возможно ещё надеясь вернуться, оставил в Уфе и деревне Буздяк часть своих картин. В 1919 г. какая-то их часть поступила в Художественный музей из Уфимской художественной студии, в 1923 г. из д. Буздяк несколько работ были приобретены или подарены из частных собраний, и ныне в Башкирском государственном художественном музее им. М.В. Нестерова (БГХМ) хранится самая большая в России кол-лекция произведений Д.Д. Бурлюка – 37 картин, ещё 13 произ-ведений художника находятся в собрании Национального музея РБ (НМ РБ).
До 1940-х гг. некоторые картины Бурлюка демонстрировались в залах Уфимского художественного музея, или, по крайней мере, о том, что «30 работ Давида Бурлюка имеет в своём каталоге Уфимский художественный музей» сообщалось в газете «Красная Башкирия».
В 1946 г. три его работы были даже приобретены у жителя города Белебея. Но в 1950-х гг. собрание оказалось в запасни-ках. Понемногу полотна художника стали выставляться только в 1970–1980-е гг. и в местной художественной среде возникает интерес к живописи Д.Д. Бурлюка, к истории его пребывания в Уфе, биографиям тех, кто составлял его окружение. Сотрудники музея, его главный хранитель, нередко давали возможность тем, кто основательно интересуется холстами Бурлюка, увидеть их в запасниках, а в начале 1980-х гг. даже организовали в одном из подсобных помещений БГХМ полуофициальный показ почти всех работ опального художника. В 1980-е гг. их изучением занялась научный сотрудник музея, выпускница Ленинградского университета Светлана Владиславовна Евсеева (Игнатенко).
Ныне заместитель директора БГХМ им. М.В. Нестерова по научной работе С.В. Игнатенко является ведущим специалистом по творчеству Д.Д. Бурлюка, ею проделана огромная работа по систематизации и научному описанию картин художника, хранящихся в фондах БГХМ и НМ РБ, по изучению биографии и творчества Бурлюка уфимского периода.
Данная работа является краеведческим исследованием, попыткой исторической реконструкции ранее не известных фактов жизни Бурлюка в Башкирии, а также его участия в первых уфимских выставках и местной художественной жизни 1910-х годов. При этом, помимо материалов уфимского исторического архива и местной прессы, были использованы источники личного происхождения, в первую очередь письма и воспоминания самого Бурлюка, где художник приводит факты своей семейной и творческой биографии во время пребывания в Уфимской губернии.
Мемуарное наследие Д.Д. Бурлюка, записки и воспомина-ния, довольно обширно, состоит из отдельных книг, статей и рукописей, написанных или изданных в эмиграции начиная уже с середины 1920-х гг.
Уфимские исследователи ссылались лишь на отдельные выдержки из этих воспоминаний, но полностью те фрагменты, в которых Бурлюк пишет об уфимском периоде своей жизни, ещё не публиковались. Стоит отметить, что воспоминания Бурлюка были написаны в свойственной ему манере кратких записок или даже мимолётных заметок, и не содержат подробных сведений и пояснений. По этой причине ещё одной целью исследования стало составление комментария к ним.
Автор выражает признательность за помощь писателю, журналисту, автору исследований о жизни и творчестве Д.Д. Бурлюка Евгению Леонидовичу Деменку и заместителю директора Национального архива Республики Башкортостан, главному хранителю фондов – Светлане Николаевне Грищенко.
Наиболее известными воспоминаниями Давида Бурлюка является «Лестница лет моих», изданные 1924 г. в Нью-Йорке в стихотворном сборнике. Текст «Лестницы» в качестве приложения приведён в книге американского исследователя творчества Д.Д. Бурлюка Ноберта Евдаева «Давид Бурлюк в Америке: материалы к биографии».
Работа состоит из мини-глав с краткими набросками или автобиографическими зарисовками о предках, семье, детстве, начале занятий творчеством.
Давид Давидович Бурлюк родился 9 июля 1882 г. на хуторе Семиротовщине Лебединского уезда Харьковской губернии (ныне Сумская область Украины). Его отец – Давид Фёдорович Бурлюк был мелким землевладельцем и потомком запорожских казаков, мать – Людмила Иосифовна Михневич происходила из обрусевшей польской дворянской семьи. В 1885 г. Давид Бурлюк-старший продал небольшое родовое поместье, доставшееся ему после женитьбы, и до конца жизни служил управляющим имений, а большая и дружная, творческая семья (в которой было шестеро детей) часто переезжала с места на место, и дети были вынуждены постоянно менять место учёбы. Почти во всех имениях, где служил отец, Бурлюки жили в старинных ещё барских особняках, расположенных в очень живописных местах.
В главе «Сердце на палитре» говорится о первом «приближении» Бурлюка к Уфимскому краю, когда, после первоначального обучения и активных занятий живописью, в 1898 г. он поступил в Казанское художественное училище
Бурлюк вспоминал: «Из своих соучеников по школе того времени помню многих. Особенно: находящегося здесь Акаде-мика ныне, Н.И. Фешина, Е.Е. Цитовича (внука писателя Акса-кова), Петра Дульского, изв. художника критика и гравера, изв. директора школы Н. Бельковича».
Пробыл на берегах Волги Бурлюк недолго, в 1899 г. пере-вёлся в Одесское художественное училище, в 1901 г. он снова уезжает в Казань, в 1902 г. художник уже в Мюнхене.
Николай Фешин, Пётр Дульский, Николай Белькович являются известными деятелями русской культуры. Но кем был упомянутый Бурлюком его соученик по Казанской художественной школе Е.Е. Цитович (внук писателя Аксакова)?
О Цитовиче, вероятно, сыгравшим большую роль в жизни художника, Бурлюк упоминает практически во всех своих мемуарных произведениях. В 1930 г. Давид Бурлюк отправил харьковскому искусствоведу М. Зубареву воспоминания, выдержки из которых были опубликованы в 1988 г. в историческом альманахе «Минувшее».
Думаю, для уфимских аксаковедов большой радостью, а отчасти и неожиданностью будет узнать, что никто иной, а именно Сергей Тимофеевич Аксаков оказал значительное влияние на Бурлюка-литератора. В 1930 г. в главе «Как относился я к литературе русской до возникновения футуризма» воспоминаний Бурлюк писал: «Готовили меня в классическую гимназию. Целая коллекция домашних педагогов, на дому живших. Первыми сочинениями моими еще в 1890-2-3 годах были подражания Аксакову, а затем Николаю Васильевичу Гоголю».
Таким образом, Аксаков был первым писателем побудив-шим мальчика, а в 1890 г. ему было ещё только восемь лет, по-пробовать свои силы в литературном творчестве. И в дальней-шем Бурлюк продолжал писал стихи и прозу, всю жизнь в рав-ной степени считая себя художником и поэтом.
Рассказывая о первых успехах в живописи, он вспоминал: «Меня интересовали: лунные ночи, рассветы, которые мы нико-гда не пропускали наблюдать со старшим братом моей жены Марии Никифоровны Павлом Еленевским, проживавшим тогда у нас». На М.Н. Еленевской Давид Бурлюк женится в 1912 г.
Именно при содействии Еленевских семейство Бурлюков отправилось на восток. «В 1899 году, благодаря любезности Ни-кифора Ивановича Еленевского, мой тогда безработный отец устраивает свою семью на лето в романтическом заброшенном старинном имении «Линевка» на реке Свияге в Симбирской гу-бернии […] Осенью этого года, достав программу Казанской ху-дожественной школы […] я отправился в Казань […] Из учив-шихся со мной я помню по фамилиям Петра Максимовича Дульского, Ивановскую, Гермогена Цитовича – внука Аксакова, очень одаренного человека, которому войны и необычная щепе-тильность помешали стать хорошим сезанистом».
В другом отрывке Давид Бурлюк опять упоминает о Цито-виче «Осенью [1902 г.] я уехал за границу и поступил в Мюнхинскую академию художеств […] через два месяца, затосковав, вернулся в Золотую Балку [имение на Украине, где отец Бурлюка служил управляющим], где бесконечно работал всю зиму и весну. Летом 1903 года приехал туда окончивший уже Казанскую школу Гермоген Цитович, и мы – я, мой брат Владимир и Цитович – уехали учится живописи в Мюнхен. Цитович влюбился в Пинакотеке в портрет какой то дамы: стонал по ней день и ночь и, когда потом после месяцев работы […] мы уехали к весне, учится в Париж, то Цитович все еще оставался в Мюнхине, ежедневно ходя на свидания со своей возлюбленной, воплощенной на плоскости холста; с красавицы возлюбленной своей он решил сделать копию, чтобы хоть в таком виде увезти необычайную даму сердца в свои киргизские, башкирские ковыльные степи. В 1904 году вспыхнула русско-японская война. Цитовича, воевавшего еще ранее с «большим кулаком» в Китае, вновь забрали на Ман-чжурский фронт, и это ускорило так же и наш отъезд из Па-рижа, где мы прожили только до июля 1904 года».
Авторы публикации воспоминаний в альманахе «Минувшее» в комментариях писали, что «сведений о Г. Цитовиче не обнаружено». Хотя Цитович был явно важным человеком для Бурлюка. И, по всей видимости, не только фактом родства с С.Т. Аксаковым.
Сведения об этой ветви Аксаковых можно найти в работах известных уфимских краеведов Георгия Фёдоровича и Зинаиды Ивановны Гудковых. Но Гермоген Цитович не был прямым по-томком (внуком) Сергея Тимофеевича Аксакова, а приходился ему лишь дальним родственником.
Любимая тётушка и крёстная мать С.Т. Аксакова – «сердечная простота» Аксинья Степановна Аксакова (в замужестве Нагаткина) является одной из главных героинь произведений писателя. Внучка Аксиньи Нагаткиной – Екатерина вышла замуж за белебеевского помещика, предводителя дворянства и известного земского деятеля Ивана Михайловича Бунина. Их дочь Надежда Ивановна выходит замуж за Гермогена (Ермогена) Марковича Цитовича, служившего в акцизном управлении. У супругов было восемь детей, старшим ребенком и являлся Гермоген Гермогенович (Ермоген Ермогенович) Цитович
В 1991 г. жительница Москвы Людмила Георгиевна Учаева (1910–2007), урождённая Цитович, написала и прислала в дар уфимскому мемориальному дому-музею С.Т. Аксакова воспоми-нания о детстве, прошедшем в Белебеевском уезде Уфимской губернии, на страницах которых она упоминает о своём родном дяде – Гермогене Гермогеновиче Цитовиче.
Племянница вспоминала: «Далее шёл старший сын Цитови-чей Гермоген Гермогенович (мой крёстный). Небольшого роста, чёрный, как жучок, очень хорошо ри¬совал, и Бунин М.И. [дядя по матери Михаил Иванович Бунин] помог ему получить образо-вание по живописи, потом он стал преподавателем рисования в школе и сам много ри¬совал портретов и пейзажей.
[…] Из Москвы родители поехали в Уфу, оставив меня в Белебее у дяди Ермоши. Обнаружив отсутствие родителей, я стала во весь голос реветь, со всевозможными трелями и руладами. Тётя Валя (Валентина Станиславовна) жена дяди Ермоши, изящная, затянутая в рюмочку, дама, усадила меня на диван, а на валик пристроила своего сына Колю, моего ровесника, дабы успокоить меня.
Но не тут-то было… Я изо всей силы толкнула Колю, он ку-выркнулся, ударился головой о стол и тоже затянул арию, полу-чился довольно приятный дует. Тогда дядя Ермоша напустил на меня громадного заводного бурого медведя. Он на задних лапах, раскачиваясь и ревя, направился прямо ко мне. Я, похолодев от ужаса, моментально угомонилась и очень вежливо попросила тётю Валю убрать милого зверя, так как его голос не очень приятно звучит, а свой, видимо считала ангельским. Наутро приехали родители и забрали меня.
[…] Заезжали иногда в Белебей, останавливаясь у дядя Ер-моши. Дом на хуторе был продан… папа начал строить в Бе-лебее большой дом городского типа по всем правилам науки и техники того времени. Позже уже дядя Ермоша жил в достроенной части дома». Л.Г. Учаева в своих воспоминаниях отмечает, что дядя был преподавателем живописи в школе.
Семейство Цитовичей давно проживало в Уфимской губер-нии. На 1873 г. коллежский ассесор Герман Маркович Цитович служил старшим помощником надзирателя в 1-м участке Ак-цизного управления 2-го округа, проживал в Стерлитамаке. Чи-новники контролировали местные винокуренные заводы.
На этой службе православный коллежский ассесор уже Гермоген Маркович Цитович оставался и в 1883 г. (старший помощник надзирателя 2-го округа в 4-м участке). Начальником его все эти годы был Н.Е. Фосс (известная семья в губернии).
На 1889 г. Ермоген Маркович Цитович состоял в действи-тельных членах по избранию Уфимского губернского статисти-ческого комитета, входил в ряды элиты, а по должности надворный советник Гермоген Маркович Цитович занимал пост уже надзирателя 2-го округа Окружного акцизного управления. В 1896 г. коллежский советник Ермоген Маркович Цитович по-прежнему возглавлял в должности надзирателя Окружное ак-цизное управление 3-го округа (Белебеевский уезд). Семья про-живала в Белебее, в 1901 г. Е.М. Цитович ещё занимал свою должность, затем выходит в отставку или умирает (на 1903 г. его уже нет).
По воспоминаниям Л.Г. Учаевой (урождённой Цитович) её дедушка Гермоген Маркович Цитович «был большой самодур, под конец жизни крепко пил и от запоя умер не очень старым. Женат он был на Надежде Ивановне Буниной […] Воспитывали они только двух дочек: старшую Лизу и младшую Инночку. Ос-тальные дети сразу после рождения отдавались в людскую кор-милице и только через восемь лет каждому разрешалось по ут-рам и вечерам подходить к ручке родителей, но так как к ручке прикладывались и некоторые из дворни, то родители и не знали, которые их дети. Перед родительской аудиенцией дети в страхе молились и спорили кому идти первому прикладываться к родительской ручке. Гога (Георгий), мой отец, хорошо пел. Как-то, когда ему было лет девять, его случайно услышала мать и очень удивилась, узнав, что это её сын. Почти всех заброшенных детей воспитал, вырастил и дал им образование их дядя, брат матери, Михаил Иванович Бунин, у которого в пяти километрах от города было небольшое имение Илькино»
Воспоминания Д.Д. Бурлюка относятся к 1904 г., к этому времени Цитович уже кадровый военный, участвовал в подав-лении «боксёрского» восстания в Китае, русско-японской войне, а с 1908 г. подпоручик запаса Гермоген Гермогенович Цытович уходит на гражданскую службу, становится земским начальни-ком (главой сельской администрации) 13-го участка Белебеев-ского уезда. В этой должности прапорщик, затем губернский секретарь Гермоген Гермогенович Цитович служил вплоть до 1917 г. В его участок входила Николаевская и Чукадытамакская волости. Проживал земский начальник в Белебее.
С 1904 г. его супруга Валентина Станиславовна Цитович (1885 г. р., окончила Саратовскую женскую гимназию) служила преподавательницей русского языка в Белебеевской женской гимназии (по справочникам до 1916 г.). Земским начальником девятого участка стал брат, подпоручик запаса Георгий Гермо-генович Цитович (служил в 1914–1915 гг.). А в 1916 г. учителем гимнастики в белебеевской Учительской семинарии работал Ва-лентин Ермогенович Цитович. Вероятно, помогало родство с влиятельным в Белебеевском уезде кланом Буниных, представители которого занимали многие ключевые административные должности.
Когда Давид Бурлюк поселился с семьёй в селе Буздяк Бе-лебеевского уезда, он не мог не вспомнить о своём старом това-рище Цитовиче, который проживал недалеко, в том же уезде. Можно предположить, что земский начальник Г.Г. Цитович чем-то помогал Бурлюку в обустройстве жизни. Нет точных свидетельств о их встречах в 1910-е гг., но в воспоминаниях Давида Давидовича неоднократно встречаются рассказы о Цитовиче, в которых он смешивает времена своей молодости рубежа столетий и последующую эпоху.
Столь заметное присутствие образа Цитовича в мемуарах Бурлюка явно указывает на возобновление контактов. Спустя десятилетия Д.Д. Бурлюк вспоминал, что когда весной 1900 г. Давид Фёдорович Бурлюк нашёл место управляющего имением «Золотая балка» в Херсонской губернии, туда переехала вся се-мья. Давид-младший в это время переводится из 7-го класса Тверской гимназии в Казанскую художественную школу, где он ещё на экзаменах подружился с Ермогеном Цитовичем, они да-же сняли на двоих комнату в два окна. Бурлюк не забыл поездок с другом в херсонское поместье.
«Ходили с Цитовичем через парк и овраг, любовались шап-ками снега на суках чёрных деревьев. – «Это что…» – говорил Е.Е. Цитович. – «Разве это зима. Вот у нас в Уфимской губернии, в Белебееевском уезде, вот там зима…» Я никогда, тогда слушая его не воображал, что женюсь на уфимской девушке, а, глядя на большие фото уфимских перелесков, перед которыми я вздыхал в припадках своей болезненной по родине сентиментальной стоически, отпрыск рода Аксаковых, что судьба и творчеством своим свяжет меня с Уфимской губернией и Уфимским музеем (сто семь картин моих числилось в Уфе до 1922 года в Государственном художественном музее).
Е.Е. Цитович имел очень мало денег. Он платил за квар-тиру и питался так: раз ходил обедать («на пельмени») к каким то своим родным, а то пил чай с хлебом и купив мешок картошки распределял её на месяц. Он был настоящий башкирин: на коротеньких ножках, с круглой головой на плечах широких, очень силён и рыцарски скромен… Е.Е. Цитович боготворил Пушкина и признавал только его поэзию, то, что можно читать. Отношение А.С. Пушкина к женщине он проводил в жизнь. Женщина – «как гений чистый красоты»».
Далее у Бурлюка встречается крайне важный фрагмент. «Из рассказов Е.Е. Цитовича я должен привести здесь два его лейтмотива, как он, поссорившись с Буниными, «ушёл на само-стоятельную работу», в Сибири на Иртыше работал на по-стройке моста: тягал верхом воду на верёвке длиной на весу, склоняясь над рекой с почти готового уже быка для железнодорожного моста. Я силён, я молод, а и то руки в кровь… Затем родные устроили его (он окончил 6 классов кадетского корпуса) в земские начальники… но ему не нравилась эта служба. Его влекло искусство. Участвовал в китайской компании «в усмирении большого кулака». В те годы краснооколоточных дворян Россия кипела монархистами… Е. Цитович был представителем этой среды монархистов – идеалистом. Он ушёл с военной службы с горечью в душе, в рассказах возмущаясь каким-то подлецом генералом, постыдно прятавшимся во время осады китайских укреплений. – А потом этому подлецу Питер награду выдал. Воровство, грабёж, предательство, царившее в армии возмущали его. «Царь ничего не знает», – говорил он. – «Царя обманывают». Это была наивная фраза, поражавшая меня».
Из этих воспоминаний очевидно, что они неоднократно бе-седовали («из рассказов Цитовича»), Давид Давидович отмечал как «родные» устроили Цитовича земским начальником (что случилось в 1908 г.), а тому должность не нравилась. Это бесспорные доказательства встреч Д.Д. Бурлюка и Г.Г. Цитовича на уфимской земле в период 1915–1918 гг. Между 1904 и 1915 гг. их пути не пересекались, в советскую эпоху судьбы друзей сложились по-разному.
По сведениям родственников Г.Г. Цитовича (с ними автор общалась в социальных сетях), после революции, он какое то время работал в каком то из поволжских городов, затем с женой и детьми переехал в Ташкент. Один из сыновей Гермогена Гермогеновича и Валентины Станиславовны Цитовичей прошёл ГУЛАГ, родственники поддерживали с ними связь до начала 1970-х гг.
25 декабря 2019 Янина Свице Культура
Источник: https://janinas.livejournal.com/?fbclid=IwAR0LUwZTyr12KG1F_L...
